|
Когда в 1957 году Кизи закончил учебу в Орегонском университете, дальнейшие планы на жизнь у него были еще достаточно неопределенными. Он вернулся в Спрингфилд. Днем работал у отца, ночью - писал роман о футболе в колледже. Весной 1958 года случилось два важных события. Первым было то, что из-за травм, полученных на занятиях борьбой, его освободили от армии по статье 4F. А второе - победа на соревнованиях, за которую его наградили стипендией Вудро Вильсона, позволяющей продолжать дальнейшее обучение. Кизи решил потратить деньги на то, чтобы научиться писать. И осенью 1958 года, двадцатичетырехлетний Кен прибыл в Пало-Альто - участвовать в Стенфордском писательском семинаре. Здесь царил дух соперничества, каждый пытался доказать, что его произведения сравнимы с гением Нормана Мейлера, Элрина или молодого Апдайка. Здесь обычным было делить всех на хороших, лучших и самых лучших, и среди этих молодых дарований, стремящихся стать новыми Хемингуэями (среди них были Ларри Макмёрфи, Роберт Стоун, Эд Маккланахан и Уэнделл Берри), Кизи был быстро признан серьезным соперником. Он напоминал провинциального парня из «Мартина Идена» Джека Лондона. Сельский парень, жаждущий знаний и пишущий об окружающей его жизни. У него был орегонский говор - он растягивал слова. Руки - сплошь мозоли и мускулы, а когда он над чем-то сильно задумывался, то морщил брови, и это выглядело просто восхитительно. Он поселился на Перри-Лейн, рядом с площадкой для гольфа. Здесь обитала местная богема. По причине своих скромных размеров - едва ли дюжина видавших виды домишек, за шестьдесят долларов в месяц - Перри-Лейн немного напоминал закрытый частный клуб. Многие хотели сюда попасть, попадали - немногие. Кизи появился там по протекции Робина Уайта, признанного литературного лидера Перри-Лейн, автора получившей премию книги «Слоновий холм». Как и Норт-Бич в Сан-Франциско, обитатели которого стремились превзойти друг друга в приверженности «романтичной простоте Зорбы-грека и верности основным идеалам», Перри-Лейн был также пронизан мятежным духом - но не политики, а культуры. Кизи отрастил бороду и начал поигрывать на гитаре народные песни. Напился во второй и третий раз, и даже как-то попробовал марихуаны. Но это вовсе не умерило его сентиментальных взглядов и любви к спортивным состязаниям. Весной 1960 года Кизи принял участие в соревнованиях AAU между старшекурсниками, проходивших в «Сан-Франциско Олимпик Клаб», и был очень близок к тому, чтобы попасть в олимпийскую команду. Но не попал. Несмотря на то, что перед ним открывались широкие литературные перспективы, Кизи как писатель созревал медленно. Первый роман о футболе, ради которого и поехал в Стенфорд, он бросил, чувствуя, что сама тема слишком поверхностна. Он начал писать роман о Перри-Лейн и мире литературной богемы, но затем открыл для себя Норт-Бич в Сан-Франциско, который тогда только начинал переживать свой расцвет в качестве места встреч битников. Это была страна Керуака, страна отвергающих все джазовых музыкантов, страна чудаков и безумцев. Здесь были мистики, помешанные на дзене, безумцы, сидящие на героине, и даже чудаки, свихнувшиеся на скорости и постоянном движении в стиле Нила Кэссиди. Отношение Кизи к писателям-битникам было двойственным. Керуак показался ему скорее репортером, чем романистом. («Если через тысячу лет захотят узнать, что творилось в наши дни, им будет достаточно прочитать Керуака».) Часть книг писателей-битников казалась ему литературными экспериментами - интересными и даже нужными, но недоработанными. «Ты читал "Книгу Каина"? - писал Кизи другу. - Прекрасная проза. Почти так же здорово, как "Голый завтрак". И там и там много — 212 —
|