|
Во двор морской походкой ввинчивался, как дым из трубы парохода, странный субъект. Он был плотен, невысок, легок. Черные бородка и усы украшали его горбоносое лицо. На голове был лихо сдвинут набок черный берет. Клок черных, как смоль, волос, похожий на перо, выбивался из-под берета. Незнакомец, насвистывая знакомую мелодию, направлялся прямо к двум чирикающим товаркам. — А вот и я! — пропел он приятным баритоном. «Это он из «Фауста» мелодию насвистывает, — про себя удивилась Татьяна Сергеевна. — Не к добру...» — Мое почтение, благородные дамы! — театрально склонил голову бородач. — Да это же Диомид Иосифович, художник из Питера! — толкнула плечом соседку Алевтина Александровна. — Дом-то евонный на той стороне. У Федоры с водокачки давече купил, ну помнишь, я тебе говорила — под дачу!.. — Дио-мид, художник? — переспросила Татьяна Сергеевна, нет, не помню… — Можно просто Дима, голубушка. Давайте будем проще, без фамильярностей. Или — Дёма... Как вам будет угодно-с... «Дема, Демонид», — промелькнуло у Татьяны Сергеевны, — и гость в берете немедленно отозвался: «Сатана там правит ба-ал, там правит бал...» — А вас, Татьяна Сергеевна, как звать-величать? — склонился черноголовый. — Тьянсергевна, — одеревенела бывшая учительница. Саблезубые глаза чернобородого радостно сверкнули: — Очч-ень, оччень р-рад! Весьма приятно-с! А вас, Алевтина Александровна, как по имени-отчеству? — Алевтина... — Какое прекрасное имя! А не подскажете ли, синички мои сизокрылые, не в этом ли теремочке в 17 квартире обитает мой юный друг Роман Восьмеркин по прозвищу Рафаэль? — В семнадцатой келье и числится, — ожила Алевтина. — Только, малиновый ты наш, дома его счас нетути! — Нехорош-шо-с-с, некрасиво-с обманывать столичных гостей. Нельзя же так, ласточки мои, ко всем без разбору, с подозрением! Я же не горланю, не бью стекла. И потом, у меня чувство верной ноты-с! Ваши шутки, мадам-с, могут закончиться для вас отнюдь не весело. Тем более, что мой друг Рафаэлло только что вернулся с рыночной площади! — гость отвесил реверанс и растворился в подъезде. Подруги как-то сразу сникли и погасли. Неожиданный визит затемнил обстоятельства их беседы. Через четверть часа из подъезда донеслась знакомая мелодия из «Фауста», и перед ними вновь возник подозрительный субъект в черном берете. — Мое почтение, мадам-с! Честь имею! — в левой руке он держал завернутую в мешковину картину. Товарки ее узнали сразу. — Че, купить решил, сынок? Че молчишь-то, тебя, чай, спрашивают! — зло скривила губы Алевтина Александровна. — 40 —
|