Кто?

Философское обобщение избегает любых конкретных деталей, потому что в частных признаках объекта мы выявляем только его структуру, но никак не его функцию. В деталях мы получаем только признаки, которые принадлежат объекту или сказываются в нём, но никуда дальше этого объекта мы уже не пойдем, потому что нам не видна функция объекта, не виден тот его стык с большим миром, через который из объекта можно в этот большой мир выйти.

Всё это, наверное, слишком общие слова, которые следует подтвердить каким-либо примером. Приведем такой подтверждающий пример. Связан он с вопросами физического движения. Подчеркиваем – физического движения, а не движения вообще как такового в смысле философской категории. Философская категория движения понимает под собой вообще любое изменение, возможное в мире: природное, духовное и социальное; а наш пример будет касаться только конкретного понятия – физического движения.

Посмотрим, как философское обобщение, прикоснувшись к этому вопросу, выявляет его суть, а, вслед за этим, и тайну.

Вот как это делает Фома Аквинский. Поставьте себя на место Аквината, и попробуйте разобраться с таким вопросом, как физическое движение. Вы почувствуете себя непросто, и сразу же начнете вспоминать различные факты физического движения: перебирать их в уме и пытаться рассортировать. Так устроено наше мышление – оно идет через классификацию к «обобщению» (обращаем внимание на присутствующие кавычки). Так нас приучили с самого детства – вместо того, чтобы думать, мы сразу же кидаемся вспоминать. Это и есть современное псевдомышление, не дающее ничего нового.

Потому что, «обобщая» классифицируемое, мы лишь расширяем или сужаем какое-либо старое (и явное – напомним) понятие, которое мы и так уже имели раньше.

Например, такое «обобщение», как «углы бывают прямые, тупые и острые», не даёт нам ничего, кроме расширения старого доброго понятия «прямой угол». Ведь острый и тупой углы здесь являются всего лишь видами отклонения от прямого (первый меньше, а второй больше прямого). Подобное «обобщение» лишь наделяет названиями совершенно очевидные, совершенно обычные и абсолютно известные состояния прямого угла. Здесь нет никакого нового знания. Это обман.

«Все круги отличаются друг от друга радиусом» – обобщаем мы, и сужаем многообразнейшее понятие круга до, известнейшего нам еще с античности, понятия радиуса. Круг теперь для нас не плоскость, не площадь и не совокупность внутреннего пространства замкнутой кривой особого свойства, круг для нас теперь – тот или иной радиус, потому что для всех кругов мы именно этот их общий признак избрали для классификации. Существенно. Но что здесь познавательно нового? Ничего. Разве мы и до этого не знали, что радиусы могут быть самыми различными?