Кто?

Попробуем посмотреть, как это бывает.

Например: два человека играют на скрипке. Один играет в роскошном концертном зале прямо перед рампой, а другой в подземном переходе прямо перед собственной шляпой. Здесь наше сознание сразу же двумя разными ассоциациями дает нам два разных объяснения для каждого из случаев: в первом случае это высокое искусство, а во втором – попрошайничество. На первый взгляд всё очевидно: внешняя формальность у обоих случаев одна и та же (человек играет на скрипке), но для концертного зала мы принимаем одно объяснение (ассоциация с высоким искусством), а для улицы совсем другое (ассоциация с нищенством).

Но на самом деле это есть не более чем заблуждение, вызванное автоматизмом ассоциаций. Потому что, если посмотреть глубже, то истинный смысл происходящего один и тот же для обоих случаев – и там и тут человек играет на скрипке, чтобы заработать денег. Ведь первый скрипач тоже не играет в этом случае на дому для друзей, или на высокой горе для всего мира. Он играет на сцене за деньги. Точно так же, как тот, который играет для прохожих на сцене поземного тротуара.

Да, скрипач на сцене играет виртуозно и сочетает низкие цели с целями высокого искусства. Но кто сказал, что скрипач в переходе играет менее виртуозно? И кто сказал, что он чужд целям высокого искусства?

К тому же, понятие высокого искусства для платных выступлений вообще относится к разряду весьма растяжимых. Если посмотреть на то, за что люди готовы платить деньги, то для одних высокое искусство это «Венгерские танцы» Брамса, а для других нет ничего лучше канкана в скрипичном переложении. И если бы в концертный зал ходили только те, кто готовы проплачивать только скрипичное переложение канкана, то скрипач прямо перед рампой играл бы только это высокое искусство. А другое высокое искусство играл бы дома. Или на высокой горе.

Таким образом, высокое искусство, как истинный смысл происходящего, здесь находится под очень даже большим вопросом, а вот попрошайничество в обоих случаях составляет действительную сущность бытия обоих скрипачей, правда, в двух контрастно разных ситуациях.

Естественно, что легитимность и твердая предоплата здесь находятся в явном различии, но во всём остальном это одно и то же. Таким образом, проникая в истинный смысл происходящего, мы видим, что неформальное объяснение первой ситуации (в концертном зале) нам навязано социальными клише общественного сознания и является ошибочным.

Несмотря на то, что глубоко копать данный пример не было никакой социальной необходимости, мы, все-таки, потрудились не зря, ибо нам теперь с очевидностью ясно, что критерий отрицания внешнего смысла событий должен находиться только и только в логическом определении истинного смысла происходящего, а не в каком-то неосознанном скольжении по автоматическому подбору ассоциативных замен.