Затихает радиола, успокоился рояль, Сон без имени и пола увлекает меня вдаль. Там, вдали, мелькает чудо, там отрава чьих-то глаз, И во сне теперь я буду вас счастливей в много раз. Только теперь вступил сам Мефис. Он пел шаляпинским басом, от которого когда-то лопались пивные кружки: Димедрольное похмелье поутру меня возьмет, Сон мечты приятней хмеля… В жизни все наоборот. В жизни все грубей и проще, в жизни все оценено: Есть цена прекрасной рощи, есть расценка на вино, Цены есть и на красавиц, на красавиц и на фей… Стоит дорого мерзавец, чуть дороже – прохиндей. Есть цена на президента, есть цена на палача, За валюту резидента покупаем сгоряча. Покупается отрава, покупается любовь, И дешевая забава, и пылающая кровь. По червонцу за улыбку, поцелуй – за четвертак… Только золотую рыбку подкупить нельзя никак. Но – таблетка димедрола, дальше рыбка не нужна. Заиграла радиола, грань у яви смещена. И вдали мелькает чудо, там отрава чьих-то глаз, И спокоен, словно Будда, я уже в который раз. Димедрольное похмелье, димедрольное вино… Очень странное веселье мне судьбою суждено. И наступила тишина. Все сидели и смотрели на предводителя, а он не смотрел ни на кого. 17. Беседы при ясной лунеЛишь одним дуракам даровано уменье говорить правду, никого не оскорбляя. Эразм Роттердамский С большим трудом удалось мне уговорить Ыдыку Бе ликвидировать груду вещей, созданных его больным воображением. Осталась только одна игрушка, с которой наотрез отказалась расставаться Женя. Она (игрушка, естественно) отдаленно напоминала калейдоскоп, которым я сам вдосталь играл в тихие совдеповские, дефицитные времена, но, как я подозревал, сочетала в себе разные функции, мне не ведомые, но используемые Женей тайком от взрослых. Ыдыка, похоже, обиделся. Не пошел гулять, сидел себе на кухне и мрачно смотрел в окно. Был поздний вечер, в окно светила ясная луна. Я тоже засмотрелся на эту луну, вспомнил о прошлом и спросил Ыдыку Бе: – Слушай, а ты можешь управлять временем? – Временем никто не может управлять, – ответил Бе, не поворачивая рыжей головы. – Его можно лишь разрушить, но это приводит к бедам. – То есть как! – удивился я. – Время же движется, значит подвержено воздействию. – Время неподвижно, движется все остальное: материя, пространство. Конечно, я знал о времени лишь из фантастики, но фантастику порой писали доктора наук. И везде выдвигалась мысль, что время подвижно. – Но Эйнштейн?.. – спросил я. — 61 —
|