|
– А ты… А ты… – не мог найти слов оппонент. Он надул свое дряблое тело и окончательно потерял сходство с человеком. Теперь он был тем, кем и являлся в самом деле, – дурнопахнущим, плохообученным нечистым из низшей касты, введенным в передовой отряд вредителей только по прихоти какого-то стратега, посчитавшего, будто паршивая овца быстро испортит все стадо. Яблочный изверг тоже принял позу атаки. Он выгодно отличался от Жиритофеля, хотя годы, проведенные в человеческом облике, успели нанести некоторый ущерб его фигуре. Собравшиеся радостно загалдели, будто настал час пиршества. Драки между собратьями сопровождали отрицательными флюидами и всегда вызывали у нечистых эйфорию. Лишь в дальнем углу зала двое не приняли участие в общей трапезе. Это были несчастный, заблудившийся в страницах этой книге Штиллер, и охранник с устрашающими рогами. Охранник обнаружил постороннего и требовал пропуск, а Евгений Иудеевич лишь попукивал[10]. В это время по залу пронесся знойный смерч, всегда предшествующий появлению того, чье имя лучше не произносить без нужды. Он прошел по проходу между стульями, гордо отклячив черную, пушистую задницу и плотно постукивая выпущенными из лап когтями. Взошел (именно – взошел!) на подиум, резко увеличился до размеров карликового бегемота, присел на краешек хрустнувшего стола и приказал: – Песню. Так как гимны нечистых братьев постоянно сменялись, то никто не знал что именно петь. Ошибившемуся грозило долгое заключение в статис поле, где нет течения времени[11]. Бесшабашный детинушка Жиритофель тряхнул глупой головушкой и запел. Он был бесстрашен, как порой бывают бесстрашны невинные дети или законченные дебилы. – Димедрольное похмелье, – запел он, димедрольное вино… – Очень странное веселье мне судьбою суждено, – подхватили бесы. Очень странные виденья, очень сонная судьба, Постоянные сомненья и схождение с ума. Ни одеться, ни покушать, никого не обольстить, Самого себя послушать, самого себя любить, Сам собою восторгаться и себя же уважать, И с самим собой встречаться и себя потом ругать. На себя таить обиду, от себя ее скрывать, Не подать себе же виду, что ругал себя опять. Сам собою обесчещен, сам собою и прощен, Если был с собою честен, то собой и награжден. Две таблетки димедрола – то ли сон, а то ли явь – Захрипела радиола, заиграл ноктюрн рояль. Вышли девушки навстречу – пять красавиц, как одна, Обнаженные их плечи, а глаза – хмельней вина. Я под музыку рояля фее руку протяну: «Как зовут тебя? Ты – Майя? Майя, я иду ко дну!» — 60 —
|