|
– Не совсем. Вы меня, конечно, извините, но я хотел бы уточнить. Вы сказали, что тот факт, что я болел инфекционной болезнью под названием туберкулез. И что эти данные вы получили, ознакомившись с моей медицинской карточкой, по данным врачей следственного изолятора города Минусинска Красноярского края. Потом вы соизволили уточнить, что туберкулез вызывается определенной разновидностью микробов, которые носят имя человека их открывшего – доктора Коха. Все это мне вполне ясно. Мне не понятно по факту того, что мне не положено знать? – Осужденный Бармалеенко, – строго, но по-прежнему равномерно и чисто, произнес аккуратный майор, – в медицинской карточке есть копия экспертизы по поводу вашей психической вменяемости. Вы признаны дееспособным, что подтверждено решением суда, приговорившего вас к отбыванию наказания в колонии строгого режима. Следовательно, вы совершенно напрасно пытаетесь ввести в заблуждение начальника медицинского учреждения исправительно-трудовой колонии номер девять, то есть – меня. Я вынужден буду написать рапорт на имя начальника вашего отряда капитана Свентицкого о вашем дерзком поведении и несоблюдении «Правил», о которых я говорил раньше. – Но позвольте… – привстал профессор возмущенно. – Сидеть, – громко сказал майор, одновременно называя кнопку вызова внутренней охраны лагеря. В кабинет вошли два санитара из числа осужденных и встали по бокам профессора. Спустя несколько минут появился и прапорщик в лице Толи Ковшова под кличкой Толя-Жопа, приобретенной им благодаря неистребимой привычке бить осужденных по тугим задам длинной табличкой из ДВП со списком осужденных, выводимых в рабочую зону. – Пойдем, – сказал Толя-Жопа, не вдаваясь в подробности. Тревожные звонки из кабинета Момота стали для охраны делом повседневным, так как визит каждого второго осужденного в санчасть кончался ими. Выходя с равнодушным прапорщиком профессор посмотрел на надпись, характеризующую майора Момота нелестным образом, поднял кусок кирпича, зачеркнул слово «вшивый» и крупно написал «стерильный». Толя-Жопа зевнул и прочитал вслух новый афоризм: «Момот – стерильный обормот», еще раз зевнул и сказал равнодушно: – Иди в отряд, дурачина. ***Последнее время Дормидона Исааковича начало беспокоить подсознание. Оно, как известно, досталось профессору от непутевого Гоши и привыкло проявлять себя в активной форме. Дисциплинированный мозг ученого первое время не давал непутевому подсознанию резвиться, переключая его на более важную деятельность. Сейчас, когда профессор частично адаптировался в чуждой ему среде, привык к режиму и своеобразному быту заключенных, расслабленное подсознание начало вести себя дерзко. Нахамив майору Момоту, оно стало хамить и другим собеседниками Брикмана. И, если в диалоге с осужденными такое поведение только повышало бармалеевский, а следовательно, и профессорский, рейтинг, то хамство, обращенное к начальству, могло причинить неприятности. — 184 —
|