Главное же противоречие закладывается в другом: Горбачев строит совершенно иной тип поведения, где одной из составляющих становится чисто западное внимание к "обратной связи", стремление получить одобрение от населения. Поэтому именно здесь В. Воротников непреклонен: "Он делался все более и более многословен. Ему льстило внимание, нараставшая на первых порах популярность" . Наиболее ярко неоднозначность, многовариантность текстов Горбачева проявилась на завершающем этапе деятельности М. Горбачева как президента СССР — в период путча 1991 г. Кстати, Анатолий Собчак противоречит сам себе, когда говорит, что события 19 августа для демократических лидеров страны были неожиданностью (Моск. новости. 1996. № 33), поскольку тут же рассказывает и о предупреждении Э. Шеварнадзе в декабре 1990 г., и о попытке Г. Попова предупредить американское руководство через посла в Москве Мэт-лока о возможном перевороте и смещении Горбачева в июне 1991 г. Горбачев же тогда твердо заявляет, что правда об этом событии останется при нем. Горбачев проигрывает президентские выборы 1996 г. при полном молчании публики. Единственное замечание по этому поводу встретилось мне у Эдварда Радзинского, в последнее время ставшего "телевизионным историком". Отвечая на вопрос о российских политиках, достойных для изучения и осмысления, он первым называет Горбачева: "Хотел бы сделать с ним беседу для "Загадок истории". Те десятые доли процента, которые он получил на выборах, — по-моему, вовсе не повод ко всенародному ликованию. Горбачева можно не любить, но трудно не уважать. Ни одна страна мира не осталась бы равнодушна, если бы ее бывший президент получил удар по лицу. Это не его, это всю страну ударили" (Известия. 1996. 30 июля). Сам Горбачев нашел сегодня аргумент в оправдание своей "нерешительности". В статье в "Московских новостях" (1996. № 32), подписанной необычных в наших условиях титулом "Президент СССР" он говорит следующее: "Перемены таких масштабов, да еще в такой огромной стране, — дело многотрудное и архисложное. Нельзя упускать времени, но нельзя и торопить его. Нельзя не видеть реальных условий, реальной подоплеки тех или иных событий и обстоятельств, а "Новости" с революционным напором торопили, подталкивали к более радикальным переменам, не всегда разбираясь в сущности происходящего. А ведь в политике можно делать только то, что возможно". Реальные события заключения в Форосе наиболее наглядно демонстрируют принятие не реальной, а семиотической точки зрения на события, когда принимается та или иная модель ситуации. Основной моделью интерпретации стал коммуникативный аспект заключения: отключенность от всего, не дающего возможности влиять на развитие ситуации. — 220 —
|