– Он всеяден, – ответил Хагбард. – У него просто нет другого выхода. Пожирает организмы, которые живут возле него, но может питаться чем угодно, от амеб и водорослей до китов. Кроме того, он, вероятно, как и растения, извлекает энергию из неорганической материи. На протяжении геологических эпох его рацион должен был меняться. Миллион лет назад он не был таким большим. Он понемножку растет. – Я – первый из всех живых существ, – провозгласил Джордж. – Первое живое существо было Одно. И оно по‑прежнему Одно. – Джордж! – Хагбард пристально глядел в глаза молодому блондину. – Джордж, почему ты говоришь такие вещи? – Он приближается, – сказал Отто. – Хагбард, что ты собираешься делать, черт побери? – взорвался Диллинджер. – Мы будем драться, убегать или же позволим этой твари нас сожрать? – Пусть он подойдет к нам поближе, – ответил Хагбард. – Я хочу хорошенько его рассмотреть. Мне ни разу в жизни не выпадал такой шанс, и, возможно, я больше никогда не увижу это существо. – Смотри, как бы не пришлось рассматривать его изнутри, – буркнул Диллинджер. От каждого из пяти углов пирамиды отходили пучки из пяти щупалец в тысячи футов длиной каждое, усеянных вторичными щупальцами – длинными, похожими на проволоку усиками, которые первыми и коснулись подводной лодки. Одно из главных щупальцев опутало корпус «Лейфа Эриксона». Сейчас к лодке приближался конец второго щупальца. На самом его торце пылало нечто вроде красного глаза – уменьшенная копия красного ядра в центральном пирамидальном теле. Под этим глазом располагалось огромное отверстие, заполненное островерхими рядами выступов, напоминающих зубы. Отверстие пульсировало, расширяясь и сокращаясь. – Вот эти щупальца и послужили прообразом иллюминатских символов, – заметил Хагбард. – Глаз в вершине пирамиды. Змей, обвивающий мир кольцами или кусающий себя за хвост. У каждого из щупалец собственный мозг, который руководствуется сигналами от собственных органов чувств. Отто Уотерхаус с изумленным видом покачал головой. – Как по мне, ребята, мы все до сих пор под кислотой. – Долгое время, – произнес Джордж, – я жил в одиночестве. Мне поклонялись. Я питался мелкими и скорыми, которые жили и умирали быстрее, чем я успевал заметить их. Я один. Я был первым. Все остальные оставались мелкими. Они объединялись вместе и за счет этого становились больше. Но я всегда был больше, чем они. Когда мне что‑то требовалось – щупальце, глаз, мозг, – оно у меня вырастало. Я менялся, но всегда оставался Собой. — 125 —
|