|
Иван Рыбкин, наверное, все еще пытается разобраться в том, что же произошло. Когда он ездил в Вашингтон, то был слишком занят покупкой мебели и ее погрузкой в правительственный самолет вместо гуманитарной помощи, чтобы внимательно выслушивать строгих чиновников госдепа. Бывшая сверхдержава рассылала по миру политических побирушек. Как же можно было принимать ее всерьез? К тому же с какой стати Борис Ельцин, связанный по рукам и ногам заранее поставленными и принятыми условиями, вдруг позволяет себе самостоятельное поведение? Тем более, что в это время происходило радикальное сокращение политического и экономического потенциала России, которое сделало бы ее бессильной и покорной по всем направлениям. За несколько лет российский ВНП сократился вдвое. Здесь нужно предупредить возражение ярых фридманистов: естественно, скажут они, что производство должно было упасть. Ведь 80% производственной структуры СССР было связано с ВПК и его разрушение было неизбежно. А кто оспаривает эту аксиому, – или коммунист, или милитарист. В любом случае консерватор. Как бороться с такой алмазной логикой? Может быть, с помощью латинского изречения: est modus in rebus, во всем нужно знать меру. Потому что за – точнее, внутри – экономических законов стоят живые люди. И если бы проблема решалась экономически и человечески мудро, то ее постановка не могла быть иной, чем предложенная Нобелевскими лауреатами. То есть: поскольку катастрофа неотвратима, надо попытаться ограничить ее последствия. Выбрать, где и когда резать, что сохранить, чем пожертвовать, в какие отрасли инвестировать. Но российское правительство, которое Запад продолжал упорно именовать «реформаторским», ничего не реформировало. Оно не решило ни где, ни когда, ни что. Структура промышленного производства не изменилась ни на йоту. Ей просто давали меньше денег. Но в условиях сокращающегося бюджета эти средства продолжали давить на экономику с не меньшей силой, чем раньше. Скользящий узел глупости и некомпетентности не замедлил затянуться. К тому же, несмотря на сохранение советских шулерских замашек, коммунизм все-таки умер и экономические показатели уже не удавалось передергивать или игнорировать. Пришлось хотя бы частично латать дыры в бюджете заграничными кредитами. Но брать в долг не является злом только тогда, когда страна-должник способна рано или поздно его вернуть. Когда же по счетам не платят, то долги становятся симптомом болезни. О каком партнерстве можно говорить, когда должник не в состоянии расплатиться с кредитором? — 109 —
|