Но, быть может, манифестаций-то и боится правительство. Ведь издавна считается, что французы вообще, и парижане в особенности, в толпе несдержанны и несовершеннолетни. Очевидно, вовремя войны Парижу нельзя дать театра потому же, почему во время мира ему не дается мэра, потому же, почему все уличные манифестации подавляются в нем с жестокостью, вряд ли мыслимой где-нибудь в Вене. Франция очень демократична, но правительство ее проникнуто, разделяемым притом многими благонамеренными гражданами, мнением, что народная масса во Франции вообще прямо-таки опасна. Оттого у нас здесь, во Франции, военная цензура строже, чем где-либо в мире. Оттого французский парламент был так поспешно рассеян. Оттого французские министры не раскрывают рта и словно запрятались куда-то в своем Бордо, в то время как английские министры делятся своими мыслями с английской большой публикой. Потому-то Париж несколько скучен и подавлен. Боятся его горя, боятся его радости, боятся его уныния, боятся его воодушевления. Галлиени приказал вчера арестовать не только тех, кто передает с театра военных действий дурные вести, но и тех, кто передает хорошие. Все это довольно печально. Но французы, по-видимому, склонны переносить все терпеливо. Они сами как будто притихли. Они сами как будто говорят себе: «Да, мы подростки, шумные, нервные, своевольные, а теперь не до шалостей. Пусть взрослые делают, что знают. А мы выйдем из карцера, в который нас заперли, лишь когда страхи пройдут мимо». Один только «свободный человек» — Клемансо неумолимо продолжает беситься и критиковать. За это его газету закрыли на 8 дней. Он попытался издавать ее под названием «Человек на цепи». Закрыли и эту. Остроумный Альмерейда8 предсказывает третью газету под названием «Человек, сорвавшийся с цепи». «День», 29 октября 1915 г. Год 1916Апрельские сюрпризыВ ночь с 31 марта — для первого апреля, что ли? — над маленьким городком бернского кантона Порантрюи стал летать загадочный аэроплан. А кто говорит, их было два. Кружились они над городком в течение 45 минут. Сопротивления им никто никакого не оказывал. Так низко, что некоторые жители, приложив кулаки ко рту, кричали: «Не бросайте бомб! Вы в Швейцарии!». Но авиаторы все-таки стали бросать бомбы. Бросали они их несколько странно. При низком полете — 150, а иные говорят — сто метров, в совершенно ясную ночь, уж и утро брезжило — они словно нарочно избегали серьезных пунктов и бросали свои бомбы венцом вокруг города, словно им только и нужно было напугать жителей и разбить им несколько сот оконных стекол. — 85 —
|