Европа в пляске смерти

Я видел человек 40 таких раненых, некоторых, как относительно серьезных больных, несли на носилках и не сажали, а складывали в автомобиль.

Эта группа производила впечатление кучи поломанных детских игрушек. Очевидно, эти раненые эвакуировались из какого-нибудь походного госпиталя. Кто без руки, кто без ноги, перевязанные, они плелись, хромая, спотыкаясь, волочась. А некоторые не могли идти и повисли на руках и на плечах английских санитаров, с серьезными лицами старавшихся по возможности не причинить им лишней боли. Один немецкий солдат, явно боявшийся какого-нибудь слишком болезненного прикосновения, хватался за шеи санитаров жестом, каким больной ребенок хватается за шею няньки.

Впечатление мрачное, лишенное трагизма или величия, но полное надрывающей жалости и неумолимо подчеркивающее всю бесконечную печаль совершившегося.

Пусть по крайней мере эта война принесет с собой неожиданные для авторов ее результаты, которые хоть в некоторой мере оправдают эту широкую реку невыносимого и невообразимого человеческого страдания и разорения.

«Киевская мысль», 20 октября 1914 г.

В изгнанную Бельгию*

Немного надо было мне думать, чтобы выбрать, куда прежде всего направить путь, раз я решил посетить разные углы Франции в тяжелую для нее годину.

Ведь есть такой уголок ее территории, где она более интимно спаялась с другой страной, в которой среди несчастья и жестокостей народу этому выпала на долю судьба странная и героическая.

Я говорю о Бельгии, которой «благодарная» Франция соорудила теперь маленькую, почти игрушечную столицу в Сент-Андресе под Гавром.

Сам Гавр полон сейчас бельгийцев.

И раз нашему брату журналисту почти совершенно невозможно заглянуть в Бельгию оккупированную, поеду в Бельгию-изгнанницу, чтобы с почтительным состраданием заглянуть в эту рану человечества.

По дороге в Руан

На ловца и зверь бежит. Долго выбирал я купе в густо занятом экспрессе Париж — Гавр и попал, вероятно, в самое интересное.

Действительно, едва выехали мы за Версаль, как четыре соседа моих начали разговор одновременно интересный — и объективно — по сведениям, которые можно было почерпнуть из беседы, — и особенно субъективно — по чувствам, которые прорывались в словах и интонациях моих типичных собеседников.

Тем-то они были интересны, что типичны.

Действующие лица диалога выяснились очень скоро.

Один был добродушный, в меру своего звания резервиста, бравый французский территориальный пехотный офицер. Другой — коммивояжер магазина «Au bon marché». Рыхлый, мирный, по-французски тонкий и культурный, великолепный образчик демократического буржуа, культивирующего комфорт и систему «односыновнего брака».