|
Начни мы эту судьбу обсуждать любым другим образом — «башня из слоновой кости» нам гарантирована. И унизительно почетная научная премия в придачу. Углубляться в дискуссию об апокатастасисе я не хотел. Основные современные ревнители оптимистического богословия интеллектуально, да и аксиологически, для меня совершенно непривлекательны (в отличие от каппадокийцев древности). Интересует же меня только одно: почему богословие может быть либо «оптимистическим», либо «пессимистическим» и не может быть «нулевым». Только не подумайте, что я, совсем рехнувшись, хочу заняться богословской инноватикой. Вот уж чего нет, того нет. Меня интересует светская метафизика и ее связь с подлинной религиозной традицией. Все остальное мне чуждо. Создавать фэнтези есть тьма охотников. Я не из их числа. Насколько не из их — так прямо-таки словами не выразишь. Но, занимаясь светской метафизикой и ее религиозными корнями (а как оторвать одно от другого?), я должен как-то назвать все то, что не сводится к «оптимистическому» и «пессимистическому». К альтернативе между тем вариантом, когда все отпавшие, включая Люцифера, будут спасены, и тем вариантом, при котором они будут оставлены на вечную погибель. Казалось бы, ясно, что, как только их оставили гореть в аду после Второго пришествия, все вновь возвращается на круги своя. Сохранение ада — чем гарантируется от интервенций из оного? Силой новых печатей? Как исчерпалась сила старых печатей, так исчерпана будет и сила любых других, если сохранен ад. Это-то, думаю, и понимали каппадокийцы! Понятна и позиция их противников: как и зачем спасать то, что не желает спасения, жаждет вместо него погибели, пусть даже и окончательной? Непонятно другое. Почему во всех этих спорах все их участники, пусть неявно, но очень жестко, ограничивают прерогативы Творца? Если источник зла — отпавший Ангел, то зло, как и все его дериваты, тварно. Тогда оно может быть стерто, уничтожено. Ведь все уже состоялось! Свобода воли выполнила свое провиденциальное назначение. Время, отпущенное для выбора — пасть или спастись, — исчерпано. Все мыслимые и немыслимые шансы в рамках проекта История (в его христианском понимании) предоставлены и использованы. Люди, да и все Бытие в целом, все Творение как таковое испытаны окончательно. Спасению подлежит лишь благо. Оно — опять же окончательно — выявлено. Зачем хранить зло, у которого больше нет зиждительной функции? Если оно лишь средство — а это именно так в рамках метафизики, которую я называю «либеральной» или «метафизикой повреждения», — то зачем средство, если реализована (и отменена в силу реализованности) великая цель? Цель всеобщего и абсолютного испытания. Ведь не абы как, а под эту цель был изготовлен инструмент, именуемый «зло». Если вы твердо решили никогда больше не забивать ни одного гвоздя — зачем вам молоток? Если вы решили никого больше не испытывать, ибо все и вся уже испытали, — зачем вам зло? — 430 —
|