|
Специфическим образом сославшись на С.Булгакова, Кураев сам начинает заниматься адографией. Определяя ад как место, обладающее следующими свойствами: «Невозможно ничего изменить. Человек поставил себя вне Бога. С Богом он жить не научился. Он не научился той радости, которую Бог хотел нам дать. Бог человеку хочет и может дать только одно — Самого Себя. Если человек не испытал этой духовной жажды и этой радости прикосновения к Богу при жизни, не научился этому радоваться здесь, ему это не будет в радость и там». Опять речь идет о содержании адских мучений («место, в котором невозможно ничего изменить»), а не об их длительности. Вы живете в доме, в котором ничего нельзя изменить. Но дом-то этот когда-нибудь рухнет или нет? И в этом кураевском высказывании точки над «i» не расставлены. То есть, конечно же, из сказанного следует, что дом никогда не рухнет. Ибо смысла нет его рушить. Если его обитатель лишен способности любить, духовной жажды и прочего и если ои, не обретя эту способность при жизни, не может обрести ее впоследствии, то зачем рушить дом, в котором он обитает сообразно отсутствию этой способности? Но я опять обращаю внимание на то, что Кураев выстраивает некую систему, избегая всяческой прямолинейности и однозначности. И чем больше знакомишься с тем, как он ее выстраивает, тем сильнее ощущаешь, что за этим избеганием стоит желание создать гибкие и эффективные средства разгрома концепции апокатастасиса. То, что в народе называется «мягко стелет, но жестко спать». Кураев далее приводит бытовой пример, делающий его позицию несколько (но именно несколько!) более определенной: «Представьте, что вас приговорили бы к жуткой казни — заперли бы на месяц в консерватории. Если у вас перед этим воспитан музыкальный вкус, вы будете даже очень рады, что в течение месяца у вас будет возможность слушать замечательных мастеров. Но если вы воспитаны только на хард-роке, то вас ждет очень тяжелый месяц. Потому что это не тот хлеб, которым вы кормили свою душу. А беда в том, что любое другое, остальная «чернуха» — она исчезнет, растворится, будет сожжена, и останется только Бог. И Бог говорит — вот Я, прими Меня, разреши Мне быть в тебе. А мы говорим — ну в этом нам радости мало, нам бы другую радость, нам бы кто поллитра дал бы…» Согласитесь, яркий, сочный образ. Согласно этому образу, Бог в итоге (после Конца Света то есть) создает мир без зла (без пол-литры, хард-рока, «чернухи» и прочего). И тогда адом становится для тех, кто хочет только зла, отсутствие оного. А также неспособность соединиться с предлагаемым Богом окончательным метафизическим благом (консерваторией, по Кураеву). — 415 —
|