|
Мне отвратителен Ярославский с его версией христианства, его тупо-атеистическим духом. Но если выбирать между Ярославским и теми, кто считает себя его антиподами, а на деле является вывернутыми наизнанку клонами, то лучше уж Ярославский. Он — мерзость. Но его вывернутые наизнанку клоны — это мерзость в бесконечной степени. И ведь до боли ясно, что все эти изыски с Платоном и Плотином вместо Маркса и Энгельса нужны буквально для того, чтобы реализовать модель христианства как опиума для народа, поменяв знак в ненавидимых и презираемых большевистских концепциях и воспроизведя их «с точностью до наоборот». В идеологии Ярославского «опиум для народа» — это крайне унизительная, предельно негативная оценка христианства. Все зацикливаются на этом. Вот ведь как Ярославский ненавидит замечательное христианство, какую идиотскую оценку дает сложнейший религиозной системе. Кстати, для Ярославского любая религия — «опиум для народа». Это называется «воинствующий атеизм». Но, конечно же, главная война объявлена православию. Да, идиотская война! Да, губительная, не спорю! Но в ней есть определенная логика. Краеугольный камень этой логики — негативность «опиума для народа». Православие — «опиум для народа». «Опиум для народа» — вреден, и потому православие отвратительно. Вы не можете найти в этой логике ни одного позитивного момента? А я — могу! И не боюсь сказать об этом, оговорив, что никоим образом не солидаризируюсь ни с позицией Ярославского, ни с воинствующим атеизмом вообще. И все же есть одно звено в этой (повторяю, в целом порочной) логике, которое я могу принять. Я считаю, что «опиум для народа» — это мерзость. Я не считаю, что религия вообще и православие в частности — это «опиум для народа». Но «опиум для народа» мне так же отвратителен, как и Ярославскому. А вам? Оставим в покое Ярославского. Он исполнитель. Над ним — партия и ее вожди. Партии нужен народ, полный страсти по Идеальному, народ, вдохновленный порывом высочайшего жертвенного энтузиазма. Такой народ нужен всем вождям: и Троцкому, и Сталину — всем! Спор между ними, повторяю, идет лишь о том, на что направить энтузиазм. Как им воспользоваться. Энтузиазм же всеми ими воспринимается как спасительное благо. Никто не вздыхает не только открыто, но и исподтишка: «Эх, поменьше бы его! Этого самого…» Энтузиазм желанен. Он порожден новым, коммунистическим идеалом. Конкурирующие идеалы не сумели породить энтузиастического накала. Смогли бы — не было бы никакого коммунизма и никаких большевиков. Проиграв, эти идеалы должны уйти со сцены. — 230 —
|