|
Французский Бонапарт преуспел потому, что, в отличие от Столыпина, опирался на восходящий исторический поток, рожденный Французской революцией. И граждан он не конструировал, а получил в качестве исторического дара. Со Сталиным было то же самое. Петр I — вот пример российского успешного социального конструирования. Но Петр не проклинал столетия культа государства, а возвел этот культ в бесконечную степень. И потому его революция сверху стала революцией развития. Только потому! Есть государство, и оно сверху хочет создать граждан. До конца лояльный гражданин — это просто подданный. Значит, нужен не вполне лояльный гражданин. А что значит не вполне лояльный? В нем нет нового исторического всеобщего содержания, которое есть у гражданина, совершающего великую революцию. У «гражданина для революции» есть и абсолютная нелояльность к наличному государству, и «нечастная» страсть, сулящая новое государство. А вот у гражданина, конструируемого сверху, такой «нечастной» страсти нет. У него есть страсть только «частная» — в ней он чуть-чуть не подданный, за счет нее он не вполне лоялен, но не более того. Так вот именно «частная» страсть, страсть-ублюдок, как раз и достаточна для того, чтобы старое государство разрушить, а новое не создать. Столыпин — охранитель, а Петр — революционер на троне. Петр мог разбудить большую страсть и одновременно по-крупному усмирить ее, приумножая культ государства. Столыпин был просто охранителем. И потому мог разбудить только «частную» страсть, недостаточную для нового государственного строительства. Да он о нем и не мечтал. Когда же оказалось, что мелкая страсть чревата понятно чем, его отозвали. А Горбачева не отозвали. И разбуженная им «частная» страсть пошла вразнос. Рецепт очистительной революция сверху — большая страсть и готовность резко усиливать, а не ослаблять культ государства. Тогда революция сверху может быть революцией развития. В любом другом случае — это перестройка, то есть деструкция. Революция снизу, неся в себе большую страсть, рождает настоящего Бонапарта и не приводит к деструкции. А эта верхушечная игра в условного гражданина… Она опаснее всего. Ельцин ведь тоже, озверев от бюрократизации, поиграл под конец в «гражданина-олигарха» (других граждан бывший секретарь обкома не обнаружил). Но понял абсолютную разрушительность этой игры и для государства, и для себя лично. Так появился Путин, укрепивший условный квазибонапартизм, рожденный Ельциным в 1993 году. Подлинным бонапартизмом тот бонапартизм не стал. Да и путинский тоже. Исторической страсти на это не хватило. Всего-то ведь был в основе взбудораженный Горбачевым квазигражданский, частно-мелкотравчатый контингент. — 117 —
|