|
Но еще больше вопросов к слову «нужны». Повторяю, в Истории есть взрывчатка противоречий, приводящая к потрясениям. «Нам», конечно, они не нужны. Но это «нам» — не инопланетяне-прогрессоры из фантастических романов и не высшие надчеловеческие инстанции. Все, что может «нам», — это оценить масштаб противоречий и скорость их накопления. Увидеть ту «риску» (красную черту), за которой произойдет взрыв накопленных противоречий. Оценив скорость накопления противоречий, их уровень в настоящий момент и тот критический уровень, за которым будет взрыв, надо решить простейшую арифметическую (и сложнейшую историческую) задачу. Предположим, что противоречия–2008 находятся на уровне 65 % от критических. Предположим, что накопление противоречий идет со скоростью 5 % в год. Тогда «нам» до взрыва осталось семь лет. И за эти семь лет «нам» надо сделать то-то и то-то. Обеспечить прочность системы, провести опережающие антикризисные мероприятия, — словом, ПРЕДУГОТОВИТЬСЯ. Если элита, лица, отвечающие за государство, успевают предуготовиться, они спасают страну. «Петр Аркадьевич, — обратился я к статуе. — Скажи национальный лидер… лучше бы государь-император, но пусть хотя бы Вы как премьер-министр и квазидиктатор: «У нас сейчас 1907 год. До мировой войны осталось семь лет. Нам надо ПРЕДУГОТОВИТЬСЯ. Меры таковы…» — какова была бы цена разворота семантики от «нужны — не нужны» к «надо предуготовиться»? Я думаю, что ценой было бы спасение империи. Вы не согласны?» «Ведь для меня, Петр Аркадьевич, — продолжил я, — все это не концептуальная заумь. Это часть семейной трагедии. Произойди такая смена семантики, моя мать не потеряла бы отца в 1938 году. Эта потеря и лихорадочное бегство из Смоленска в Москву оставили страшный след в душах самых близких для меня людей — бабушки и матери. И, поверьте, так не бывает, не могло быть, чтобы в их душах след остался, а в моей — нет. Ну, ладно, это прошлое. Но теперь вот Дмитрий Анатольевич говорит не о том, к чему надо предуготовиться, а о том, что для нас желательно, а что нежелательно. А у меня ведь есть дочь. И внучка». Статуя Столыпина стала растекаться, как предметы на картинах Сальвадора Дали. «А может быть, — подумал я, глядя на это растекание, — неведение есть удел человеческий? Откуда Столыпину, Медведеву, кому угодно еще знать, что будет через 7–10 лет? История — коварная штука. Может быть, все, что мы можем и должны, как раз и сводится к тому, чтобы нащупать нужное для страны и все силы свои положить на то, чтобы это нужное укоренить в действительности? Может быть, роль политика только в этом? Бороться за нужное, погибнуть, если надо, в этой борьбе?» — 85 —
|