|
Sustainable growth (growth — рост) — это и впрямь устойчивый экономический рост. Устойчивый — в смысле неинфляционный, с полной занятостью. А главное — самодостаточный. То есть поддерживаемый без привлечения дополнительных займов или новых эмиссий акций. Гор хотел отыскать такое развитие, которое не потребовало бы новых займов и эмиссий у матери-природы. А поскольку такое развитие — маниловщина, то разговоры о нем камуфлируют борьбу с развитием, обоснование права на остановку развития. Во имя природы, экологии и прочих долженствований. Эта борьба с развитием началась давно. Мальтузианцы, неомальтузианцы… Мол, терзаете природу, просите ее о дополнительных займах… А она уже почти банкрот. На отрезке между мальтузианством и Гором есть одна важнейшая точка, прикосновение к которой позволит нам и углубить игровую рефлексию, и уточнить что-то, касающееся развития как такового. Эта точка — Римский клуб. Именно в этой точке сошлись две траектории. Та, по которой двигались советские интеллектуалы и политики, занятые развитием, и та, по которой двигались интеллектуалы и политики западные. Сойдясь в этой точке, обе траектории претерпели серьезнейшие изменения. Советская так просто прервалась. А западная… Эта в чем-то стала напоминать те фрактали, которые очень любит обсуждать Альберт Гор. Или попросту — нерегулярные шараханья в противоположные стороны, свойственные в доску пьяному человеку. Римский клуб не мог возникнуть без предваряющей политической проработки. То есть без диалога Косыгин—Джонсон, поездок в Москву Макджорджа Банди как представителя Джонсона и так далее. Речь шла о наведении после хрущевско-кеннедиевского периода специфических мостов между «двумя системами с различным социальным строем». Кто не верит — пусть прочтет интересную книгу Джермена Гвишиани «Мосты в будущее». Есть все основания считать, что мосты наводились для того, чтобы заключить (внимание!) СТРАТЕГИЧЕСКУЮ ДОГОВОРЕННОСТИ ОБ ОСТАНОВКЕ РАЗВИТИЯ. В самом деле, почему диалог «систем с различным социальным строем» начался выведением за скобки идеологий? Ведь их-то и надо было бы обсуждать (мы понимаем развитие так, вы — этак). Вместо этого — экология… пределы роста… «В доме повешенного не говорят о веревке»? В любом случае, в итоге данного диалога одна система оказалась разрушена. А другая? Другая претерпела странные метаморфозы. Очень странные! До этих метаморфоз именно развитие (в простейшем варианте — прогресс и гуманизм) было аргументом в пользу лидерства западной цивилизации. Именно за счет развития она могла легитимировать свою экспансию. Даже если экспансия шла в духе Киплинга («несите бремя белых») — все равно речь шла о бремени, о том, что в чужие неразвивающиеся миры будет привнесен великий дух развития. Иезуиты говорили: «Для вящей славы Господней». Западные прогрессоры (прошу не путать с нашими реформаторами, любителями братьев Стругацких) говорили: «Для вящей славы Развития». Вокруг этого имени — Развитие — выстроился проект. Его авторы свели развитие к одной из его возможных модификаций, именуемой «прогресс». Но в рамках этой модификации они развитие прославили и, повторяю, оформили в виде сверхвлиятельного на момент оформления мегапроекта. — 177 —
|