|
332 до национальной катастрофы, — и тут защита могла бы сослаться на то, что Третьим рейхом руководили исполнители последней воли британца Хьюстона Чемберлена, исполнители завещания, которое едва ли могло в такой степени воплотиться в жизнь без политического содействия Невилла Чемберлена и ему подобных. «Политика умиротворения» Германии проводилась Британией... а не только Чемберленом», — напоминал Гейнс Пост1135а. Поэтому вполне логично, что для сохранения «хорошей мины при плохой игре» британскому истеблишменту необходимо было опротестовать представления о том периоде, как о «моралите, в котором Чемберлен и его сторонники играли роль виновных»1135b. Аргументация очевидна; ведь собственные поступки не следовало оценивать с точки зрения морали. Ведь именно тогда, в 1938 г., «в те дни реализма принципиальность считалась эксцентричностью, а идеалы — истерикой»1135c. Но поскольку апологеты британской стороны приписывают — не без традиционного «cant» — по крайней мере («миролюбивым») намерениям Невилла Чемберлена нравственную чистоту1136, напрашивается следующий принципиальный этический вопрос: кто в большей степени является преступником — тот, кто из убеждений развязывает войну и геноцид, которые неоднократно обещал более десяти лет? Или те, кто — зная об обещаниях начать войну и геноцид — использует их автора как орудие собственной политики и для этого оказывает ему мощную поддержку (что единственно и позволяет последнему исполнить обещанное)? Поставить такой вопрос —значит ответить на него. Видимо, поэтому его обычно и не ставят. Естественно, феномен Гитлера не объясняется одним только следованием английским образцам или «помощью» со стороны Англии. (Немало материалов опубликовано о сотрудничестве с Гитлером старых монархо-империалистических элит. Значительно меньше внимания уделяется феномену деморализации всей Западной Европы — важной предпосылке тоталитарной нигилизации, в которую впала Германия в результате ее особой травматизации после 1918 г.). Конечно, нельзя охарактеризовать феномен Гитлера и только как «дизраэлизм буйно помешанного германизма» или «самое жуткое порождение немецкой англомании», как утверждал Карл Шмитт1137. Ведь английская культура не ограничивалась и не ограничивается только теми феноменами, которым стремился подражать Гитлер (и которые он в конце концов так основательно превзошел) — напротив, в английской культуре было немало того, что прямо противоречило убеждениям Гитлера. Но при любом объяснении, которое не учитывает британских образцов Гитлера, из рассмотрения выпадают очень важные вещи. — 271 —
|