|
Ариан Павлович поворачивает лицо к Боровикову, ерошит ему волосы: — А ты заказывай билет. Дней через пять выпишу. Тебе с какого вокзала? От радости Володя пискнул, закачался на панцирной сетке. — Тише ты, меня столкнешь, — урезонивает его Ариан Павлович. — А мне не на поезд — на самолет. — Где ж у тебя такие деньги: на Сахалин — самолетом? — Горздрав выдал. Самолетом туда и обратно. — Сколько ж билет стоит? — Туда и обратно — триста. Третий раз сюда приезжаю, и каждый раз — самолетом. Горздрав оплачивает. — Да, братцы, если б не бесплатное лечение, вы б покукарекали, — крутит головой хирург. — Да еще и пенсию платят. Из операционной меня привозят в палату. Володя сразу приступает к обязанностям сиделки. Минут через десять приходит Ариан Павлович. Проверяет пульс. — Ничего подозрительного я у тебя не нашел. Посмотрим, как теперь будет. Боровикова выписали. А я лежу, гнию. На Володино место положили старика. Он весь какой-то рыхлый, с сияющей лысиной, обрамленной на затылке редкими волосиками. Когда он говорит, в горле у него свистит, хрипит, булькает. Старик оказался общительным, через час он уже знал, кто, где и когда родился, чем болеет, какая семья, есть ли родители, живы ли родители родителей… Вскоре его прооперировали. После операции на щитовидке улучшение наступает уже на третий-четвертый день. А старику все хуже и хуже. Его мучит удушье, особенно по ночам. Чтобы не мешать спать остальным, он уходит из палаты, и в коридоре тогда долго слышатся его шаркающие шаги и натужные хрипы. Мне тоже пока радоваться нечему. Опять обед приносят в постель. Ариану Павловичу очень не хочется вскрывать рану. Но другого выхода у него нет. Во сне мне часто слышится топот копыт. Он будит в душе невольную тревогу, предчувствие близкой опасности, вызывает неодолимое желание вскочить на коня и скакать, скакать, лететь навстречу опасности!.. Я просыпаюсь с сильно бьющимся сердцем. Сновидение тает, его невозможно удержать в памяти, как невозможно сохранить на ладони снежинку. Долго и очень явственно помнится только тревожный, удаляющийся топот копыт… Топот копыт! Был у меня в училище еще один друг — конь по кличке Ловчий. Я — кандидат (это как в институте абитуриент). Командир над нами — высокий толстый старшина-сверхсрочник. Ходил он степенной походкой хозяина, заложив пальцы за пряжку ремня на животе, и подгонял салажат басовитым голосом. Однажды он подошел к группе кандидатов и спросил: — 59 —
|