Я снова дома. Дина готовит обед. Позвала меня на кухню, чтобы посидел рядом. Поминутно подходит и заглядывает в лицо грустными голубыми глазами. Я касаюсь лбом, губами ее шелковистых волос, вдыхаю их запах. Сережа зовет меня, чтобы почитал книжки, а Дина просит сына: — Пусть папа посидит со мной. Я ведь тоже соскучилась. И ты посиди с нами. Весь день меня не покидает мысль, что если бы не заболел, то, может, никогда так и не узнал бы, какая она у меня заботливая, ласковая. «А если б это была Надя?» — подумалось вдруг. Мысль, как по клавишам, пробегает по былому. «Поняла, что не смогу жить где-нибудь в глуши. Не выдержала бы…» А что бы она сказала сейчас? На следующий день Дина начинает примерять на меня весь немудреный мой гардероб. Но все мало, и она огорчается до слез. — Я думала, после операции похудеешь. Думала, приедешь, наденешь военную форму — и мы пойдем в кино. Мне так нравится, когда ты в военном. А на эти твои запорожские шаровары я уже смотреть спокойно не могу! Я утешаю ее, говорю, что это пустяки, я еще похудею. Главное, что мы снова вместе, и я снова смотрю в ее глаза и прячу лицо в ее ладони. От ее внимания, заботы, от того, что она здесь, со мной, мне так хорошо, что даже болезнь кажется не бедой, а только временной неприятностью. Представляю, какое будет у Дины лицо, когда похудею… Она тогда тоже заплачет. Но это будут совсем другие слезы! Ах, как все-таки чертовски хорошо, когда ты знаешь — чувствуешь всем своим существом! — что у тебя есть вот такой преданный друг! Если я когда-нибудь стану тебе в тягость и ты уйдешь от меня, я не буду на тебя в обиде. Но мне тогда будет очень плохо. Я, наверно, эгоист, но я хочу, чтобы ты всегда оставалась такою, как сейчас. Я готов благодарить треклятую болезнь за то, что она помогла мне увидеть вот такую безбрежную доброту твою. Через три месяца я, наконец, увидел, что худею. И силы стали прибывать. Теперь я целыми днями хожу именинником. Дина тоже повеселела. Снова в руках у нее все спорится, она, как девчонка, бегает вприпрыжку по квартире, потихоньку напевая и накручивая на палец локон. Давно я не видел ее такой — с тех пор, как лег в больницу. …Но месяца через два самочувствие ухудшилось. Написал об этом Ариану Павловичу. Пришел вызов. Я снова еду в Москву. 6 Узнаю, что в институте находится и Витя Медынцев — тот самый паренек, к которому мы с Боровичком ходили в послеоперационную. Разыскал Медынцева. У него, как и у меня, рецидив. Витя еще больше растолстел. Ариан Павлович нацеливается на повторную операцию. — 20 —
|