От Дарвина до Эйнштейна

Возникает вопрос, почему именно эта гамовская шутка достигла таких высот и стала одним из самых расхожих афоризмов в физическом фольклоре. Ответ, полагаю, троякий. Во-первых, все люди на свете, а особенно СМИ, обожают превосходную степень. Новости науки всегда притягательнее, когда в них говорится о чем-то «лучшем», «высочайшем», «крупнейшем» и «величайшем». Эйнштейн был человеком и поэтому много раз ошибался, однако лишь его «величайший ляпсус» привел к появлению подобных сенсационных заголовков. Во-вторых, Эйнштейн – воплощение гения из гениев[418], человек, который обнаружил скрытые механизмы Вселенной одной лишь силой мысли. Эйнштейн – ученый, показавший, что чистая математика способна открывать то, что создает, и создавать то, что открывает. О древних греках говорили, что они открыли Вселенную как тайну, а оставили ее нам как город-государство. С точки зрения современной космологии, этот афоризм подходит Эйнштейну даже лучше. (На илл. 36 приведена моя любимая фотография Эйнштейна.) Тот факт, что даже такой научный титан, оказывается, небезупречен, с одной стороны, завораживает, а с другой – преподает прекрасный урок смирения и показывает, как на самом деле устроен научный прогресс. Даже самые потрясающие умы не высекают безупречных заповедей на каменных скрижалях, а просто прокладывают дорогу на следующий уровень понимания. Третья причина популярности космологической постоянной, которую иногда называют самым знаменитым подгоночным параметром в истории науки, заключается в ее поразительной живучести. Убить космологическую постоянную оказалось не проще, чем наркодилера Пабло Эскобара или русского мистика Григория Распутина, хотя Эйнштейн и приговорил ее к смерти еще 80 лет назад. Мало того что этот мнимый «ляпсус» отказался умирать – в последние десять лет он вышел на научную авансцену. Откуда же у космологической постоянной девять жизней и почему она снова в центре внимания?

У лямбды на крючке

Еще при жизни Эйнштейна нашлось несколько ученых, которым не хотелось отказываться от космологической постоянной. Физик Ричард Ч. Толмен, например, уже в 1931 году писал[419] Эйнштейну: «Определенно приравнивать L к нулю без экспериментального определения ее величины представляется произвольным и не обязательно верным». Леметр не просто считал, что не стоит отвергать L только потому, что ее ввели из ошибочных соображений, но и приводил две основные причины, по которым ему хотелось сохранить космологическую постоянную в живых. Во-первых, она позволяла снять противоречия между юным возрастом Вселенной (как показывали, по тогдашним представлениям, наблюдения Хаббла) и геологической хронологией. По некоторым моделям Леметра Вселенная с космологической постоянной[420] могла подолгу пребывать в инертном состоянии, и таким образом возраст Вселенной можно было продлить. Второй причиной отстаивать L для Леметра стали его идеи о формировании галактик. Он предположил, что области большей плотности могли расширяться и перерастать в протогалактики как раз в инертный период. В конце 1960 годов было показано, что именно этот механизм несостоятелен[421], однако идеи Леметра позволили на некоторое время оставить космологическую постоянную про запас.