|
«Понятно, — пишет Клочков, — когда страдают наказываемые богами нечестивцы, но почему участь их делит человек благочестивый?» [74. С. 120]. И приводит жалобы героя «Невинного страдальца»: Тому, кто богу не совершал возлияний, И за трапезой не взывал к богине, Кто ниц не падал, не знал поклонов, Чьих уст бежали мольбы-молитвы, Кто праздники не чтил, не блюл дни бога, Был небрежен, презрел обряды, Кто людей не учил поклонению и службе, Не взывал к богу, съел (жертвенную) пищу, Свою богиню бросил, не принес ей жертву, Стал я подобен. (А ведь) сам я помнил о мольбе-молитве Благоразумием (была мне) молитва, правилом — жертва, День почитания бога (был) ублажением сердца, День процессий богини — прибылью и доходом. Молитва (за) царя — она же моя услада... Хотел (бы) я знать, что богу приятно; Что хорошо человеку — преступленье пред богом, Что для него отвратительно — хорошо его богу! Кто волю богов в небесах узнает?[14] Вот до чего договаривается растерявшийся человек I тыс. до н.э.: «Что хорошо человеку, всегда плохо его богу». Для предыдущих эпох это было прямое кощунство, отрицание богов. Но в этот период человек как бы уже не может рассчитывать на богов, мироздание рушится, он остается один на один с собой. А это, как известно, — одно из условий рождения индивидуальности и личности человека. Если человек не может опираться на богов, он начинает искать опору в себе (в своей душе) и вне себя — в поддержке других людей. Но было еще одно обстоятельство, подталкивающее человека к осознанию своей личности. Это проблема послесмертного бытия. Архаический человек думал, что после смерти его душа просто переселяется в страну мертвых, где по сути все так же, как и в этой жизни. И древний египтянин мыслил сходным образом. Но вот шумеры и вавилоняне считали, что загробная жизнь не только безрадостна, но просто ужасна. Вот как в «Эпосе о Гильгамеше» описан загробный мир: В дом мрака, в жилище Иркаллы, В дом, откуда вошедший никогда не выходит, В путь, по которому не выйти обратно, В дом, где живущие лишаются света, Где их пища — прах и еда их — глина, А одеты, как птицы, одеждою крыльев, И света не видят, но во тьме обитают, А засовы и двери покрыты пылью![15] Раз жизнь после смерти так страшна, с одной стороны, складывается убеждение, что от жизни на этой земле нужно взять все (как говорили вавилоняне: «Небо далеко, а земля драгоценна»), а с другой — зарождается желание жить, как боги, т.е. вечно. Опять же в эпосе о Гильгамеше даются такие советы: — 113 —
|