|
— Какие договоренности? — спросили мы в один голос с Беляевым. Садат перешел на другую тему. О реальных мотивах Садата можно было вынести впечатление и из разговора с бывшим министром обороны Египта Садеком. В бытность корреспондентом «Правды» я жил с ним в одном доме, и у нас установилось шапочное знакомство. Ранним утром, когда он прогуливал собаку, встречались с ним на улице возле нашего дома, и Садек каждый раз говорил по-русски «Добрый вечер». Попросился на встречу с ним, и он тут же пригласил меня к себе. Встреча была очень дружественной. «Я сейчас в отставке, много думаю о пережитом, — сказал Садек. — Садат недавно выступил и заявил, что, начиная военные действия в октябре 1973 года, имел боеприпасы на два дня, а Сирия — на двадцать дней. Эти цифры ему нужно было огласить для полемики с Хафезом Асадом. А если разобраться по существу, то Садат сам начинал военные действия. Значит, он или полный дурак (Садек употребил слово посильнее), или у него уже была к тому времени договоренность, причем твердая, что его остановят». Садек знал, о чем говорил. У него были серьезные разногласия с президентом по поводу планируемых военных действий. 24 октября 1972 года, то есть за год до начала войны, Садат собрал египетских высших военачальников и однозначно выступил в пользу «ограниченной войны», приведя аргумент: если освободить только 10 миллиметров территории на восточном берегу Суэцкого канала, то это невероятно усилит его позиции на дипломатических переговорах. Большинство генералов во главе с Садеком скептически отнеслись к возможности удержать войну в ограниченных рамках. Через два дня секретарь президента посетил министра в его доме и передал послание Садата, в котором говорилось, что он принимает отставку Садека, хотя тот об этом не просил. 1 декабря 1975 года мы с Беляевым вылетели в Амман, где на следующий день были приглашены королем Иордании Хусейном на ланч. За столом нас было только пятеро: король, премьер-министр Зейд Рифаи, мы с Беляевым и Р.В. Ющук[28]. Это была тоже не первая встреча с королем. Еще в конце 60-х годов я впервые был приглашен к нему, опоздал, и он встречал меня уже в цветной рубашке с закатанными рукавами, а я сказал: «Ваше величество, извините за опоздание, но не виноват — Иордания единственная страна на Ближнем Востоке, где машина не может проехать на красный свет». Король ценит юмор, и, может быть, с этого момента у меня возник с ним тесный контакт, продолжавшийся многие годы, вплоть до кончины этого умного, образованного, обаятельного человека. О степени поистине дружеской близости говорит такой факт: как-то узнав, что я в Аммане и нахожусь на окраине города в доме премьер-министра, король приехал один на мотоцикле, чтобы встретиться со мной. Трудно представить, какие гневные, испепеляющие взоры молча бросали на меня черкесы из личной охраны, примчавшиеся вслед за своим обожаемым монархом. — 108 —
|