|
— Ох-хо-хо! Ха-ха-ха! — ржали казаки. — Ну Евсеич! Ну отец! Ну уморил! — Что это они там? — удивленно спросил полковник Струков, нервно топтавшийся у крыльца каменного дома, занятого под штаб. — Перед походом, — пояснил командир 29-го казачьего полка хмурый полковник Пономарев. — Евсеич, поди, байки рассказывает, а они зубы скалят. — Поход, — вздохнул Струков. — Порученца до сей поры нет, вот вам и поход. Неужто отложили? — Быть того не должно… Полковник вдруг примолк и напрягся, вслушиваясь. Из степи донесся далекий перезвон почтового колокольчика. — Вот он, порученец, Александр Петрович. Ну дай-то бог! — Доложите Шаховскому! — крикнул Струков и, подхватив саблю, по-молодому выбежал на площадь. — Место, казаки! Освобождай проезд! Было уже начало одиннадцатого, когда перед штабом остановилась взмыленная фельдъегерская тройка. Из коляски торопливо вылез не по возрасту располневший офицер по особым поручениям полковник Золотарев. — Здравствуйте, господа. Заждались? — Признаться, заждались, — сказал Струков. — Где вас носило, Золотарев? — Так ведь грязи непролазные, господа. Где князь? — Сюда. Осторожнее, приступочка. Командир 11-го корпуса генерал-лейтенант князь Алексей Иванович Шаховской ожидал порученца стоя. Нетерпеливо прервав рапорт, требовательно протянул руку за пакетом. Перед тем как надорвать его, обвел офицеров штаба суровым взглядом из-под седых насупленных бровей. Рванул сургуч, вынул бумагу, торопливо пробежал ее глазами, глубоко, облегченно вздохнул и широко перекрестился. — Война, господа. — Ура! — дружно и коротко отозвались офицеры. Князь поднял руку, и все смолкло. — Высочайший манифест будет опубликован завтра в два часа пополудни. А сегодня… Где селенгинцы, полковник Струков? — На подходе, ваше сиятельство. — Дороги очень тяжелые, ваше сиятельство, — поспешно пояснил Золотарев. — Передовую колонну Селенгинского полка обогнал верстах в десяти отсюда, артиллерия отстала безнадежно. — Так, — вздохнул Шаховской. — Начать не успели, а уж в грязи по уши. — Время уходит, ваше сиятельство, — негромко напомнил Струков. — Селенгинцы после марша за мною все равно не угонятся, а артиллерия раньше утра вообще не подойдет. Корпусной командир промолчал. Подошел к столу, долго изучал расстеленную карту. Сказал, не поднимая головы: — Сто десять верст марша да переправа через Прут. Вы убеждены, что паром не снесло разливом? — 315 —
|