Скрепя сердце Беневоленский улыбался, поддакивал, вставлял словечки, хотя внутренне его трясло от злости и презрения. Но он скрыл все чувства, он доиграл роль до конца и даже сообщил Лизоньке несуществующий адрес, куда бы она могла прислать телеграмму о своем возвращении из Смоленска. Наговорив кучу банальностей и пошлейших комплиментов, Аверьян Леонидович простился наконец-таки с раскрасневшейся и действительно очень похорошевшей Елизаветой Антоновной, обещал непременно встретить ее, как только прибудет телеграмма, и благополучно пырнул в заснеженные вензеля бесконечных Садовых. Взяли его через неделю, когда он уже был убежден, что избежал неприятностей, и готовился уехать из Москвы. 6Теплым апрельским вечером по всему местечку Кубея, расположенному на самой румынской границе, весело трещали десятки костров. На центральной площади возле каменной церкви играл полковой оркестр, а вокруг костра, зажженного в центре, толпились казаки и молодые офицеры; те, кто постарше, сидели у огня на седлах в тесном кругу бородатых донцов. Со всех сторон доносились песни, озорные посвисты, ржание встревоженных, предчувствующих поход коней. — Нет, сегодня всенепременно приказ на выступление должон быть, — говорил увешанный медалями старый урядник. — Помяните мое слово, ребята, должон! — Печенка чует, Евсеич? — смеялись казаки. — Не сглазь, отец. Каркаешь третий час. — У него глаз добрый: глянет — как выстрелит! — Правду говорю, — убежденно сказал урядник. — Ну с кем об заклад? — Со мной, борода, — улыбнулся безусый хорунжий. — Что ставишь? — Шашку поставлю. Хорошая шашка, кавказская. А ты что взамен, ваше благородие? — Лошадь могу. У меня заводная есть. — Тю, лошадь! На твоей лошади только и знай, что девок катать. — Ну, винчестер, хочешь? — Смотрите, Студеникин, проиграете, — предупредил стоявший рядом немолодой сотник. — Евсеич и вправду печенкой поход чувствует: тридцать лет в строю. — Не беспокойтесь о моем имуществе, Немчинов, — с задором сказал хорунжий. — Пойдет ли винчестер, Евсеич? — Коль не ломаный, так чего ж ему не пойти. — Нет, новый. Только скажи, откуда о походе знаешь? — Дело простое, — пряча улыбку в косматую, с густой проседью бороду, начал урядник. — Задаю я, значит, поутру корм своему Джигиту, а он и рыло в сторону. Что ты, говорю, подлец, морду-то воротишь? Овес отборный, сам бы жрал, да зубы не те. А он повздыхал этак, по сторонам глазом порыскал да и говорит мне… — 314 —
|