— Возможно, ваши объятья недостаточно крепки? — насмешливо спросил офицер с цыганской, черной и вольной бородой. — Мысль о крепости объятий вас посещает после контузии? — осведомился Мусин-Пушкин. — Ничего, у некоторых, говорят, это проходит. — Фи, Серж! — недовольно сказал штабс-капитан. — Это недозволенный прием. — Беру назад, — тотчас же согласился ординарец. — Итак, Олексин, куда же прикажете вас пристроить? — Благодарю, не утруждайтесь, — сухо сказал Гавриил. — Я пристроюсь в строй. — Строй! — неприятно рассмеялся Мусин-Пушкин. — Это ведь не плац-парад на Марсовом поле, поручик. — Представьте, я догадался об этом еще в Москве. — Полагаю, что знакомство состоялось, — сказал Истомин. — Проводи меня к Черняеву, Серж. — Не знаю, примет ли он… — Не важничай, я знаю тебе цену. Я ненадолго оставлю вас, поручик. Штабс-капитан и ординарец прошли в дом. Следом потянулись еще два офицера, и с Олексиным остался чернобородый. — Кажется, здесь не очень-то радуются соотечественникам, — сказал Гавриил. — Вы не узнаете меня, Олексин? Мы вместе учились в Корпусе. Я Совримович. — Боже мой, Совримович! — Гавриил радостно сжал протянутую руку. — Во всем виновата ваша борода. — Во всем виновата контузия: мне попортило лицо. Рад встрече, очень рад. Ужинали? Идемте в кафану: там неплохое вино. — А Истомин? — Истомин найдет вас даже тогда, когда вы этого не захотите. — Они шли через двор к воротам. — Кстати, вы давно знакомы с ним? — Немного по Москве и три дня здесь: вместе ехали из Белграда. Он лечил там желудок. — Его желудок здоровее вашего, — вздохнул Совримович. — Он пытается лечить не свои язвы, Олексин. Впрочем, здесь все интересуются чужими болячками и тайком прописывают друг другу рецепты. Иногда сильнодействующие, как, например, Измайлову. — Должен сказать, что он произвел на меня странное впечатление. Они миновали ворота, пересекли дорогу и вошли в наспех сколоченное легкое помещение, где горел открытый очаг и стояло несколько столов. Сели в дальнем углу, молчаливый хозяин быстро подал глиняные кружки, кувшин с вином и пресный кукурузный хлеб. — Измайлов стоял у истоков волонтерского движения, — сказал Совримович, наливая вино. — А после первых неудач поспешно обвинен в некомпетентности и практически изгнан. Вы прибыли с рекомендательными письмами? — Нет. — 110 —
|