Может быть, он бы и пришел к выводу, что должен подождать. Но где-то там, под внешним слоем мыслей, как в засаде, таилась главная: жениться на дочери Батыя. Во имя прочного мира для Руси… К этому времени Гаврила Олексич окончательно оправился после ран, полученных на льду Чудского озера, и деятельно занимался княжеской дружиной. Марфуша приняла иночество под именем Меланьи. У самого Гаврилы родился первенец, нареченный Иваном, в семье царили мир да любовь, и Олексич был счастлив, как никогда доселе. – Ярославич?! – Здравствуй, Гаврила Олексич. После пира, на котором настоял хозяин, после того, как была представлена молодая жена и показан младенец, боевым друзьям наконец-таки удалось уединиться. Гаврила обстоятельно доложил о дружине, о состоянии коней и вооружения и замолчал в некотором удивлении, потому что гость слушал рассеянно, вполуха, и мысли его были далеко. – Чем обеспокоен, Ярославич? – Что? – очнулся Невский. – Отец в Орду уехал. Вместе со Сбыславом. А я не проводил. – За Сбыславом как за каменной стеной! – Это верно. Только на душе смутно, Олексич. – Жениться тебе нужно, Александр Ярославич, – решительно сказал Гаврила. – Вот я женился, и всем сразу стало хорошо. И мне, и супруге моей, и… и Марфуше. – В монастыре? – усмехнулся Александр. – Успокоилась она там. И ты успокоишься, Ярославич. Мир в душу войдет, а смута – выйдет. Поверь. – Мир не в душе нужен, а на Руси. И – долгий, долгий мир. Чтоб не только сын твой, но и внук меча в руки не брал. Вот тогда и людишек прибавится, и силы вернутся. – Александр вздохнул. – Может, мне ради такого дела на Батыевне жениться, Олексич? – Шутишь все, – неодобрительно заметил Гаврила. – Не до шуток сейчас. Ты вон дружину никак собрать не можешь. – Рожать сынов нужно в любви и согласии, а не от Батыевых дочек. Пригляди девку красную, княжну или боярышню. Самому недосуг, так я тебе пригляжу. – А что, Олексич, может, ты и прав, – вдруг улыбнулся Невский. – Сватом моим будешь? – За честь почту великую! – Считай, договорились, – сказал князь и опять замолчал. – А кого сватать-то? – с некоторой растерянностью спросил Гаврила. – Есть кто на примете? – На примете есть, только… Виноват я перед Александрой. И пока вину эту с души не сниму… – Да в чем ты виноват, в чем? – горячо зашептал Олексич. – В том, что Ярун, упокой, Господи, его душу, послание тебе не передал? Так в том его вина, а не твоя. — 171 —
|