– Снимите с них железо! – гаркнул Александр. – Шубы им и свежих коней!.. – Он… Он спас меня, Александр… – задыхаясь, бормотал Андрей. – Он, Сбыслав… – Не забудут этого ни сыны наши, ни внуки, ни правнуки, боярин Сбыслав Ярунович!.. – торжественно воскликнул Александр Невский. И, сняв боевой шлем, широко перекрестился на темнеющий восток. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ1Князь Андрей и новожалованный на поле брани боярин Сбыслав Ярунович на свежих конях быстро добрались до самого Узменьского урочища, хоть путь их был завален трупами, умирающими и ранеными, а конские копыта скользили по обильно пролитой крови. От неимоверной усталости и всего пережитого князь сразу же впал в беспамятство, а Сбыслав, выпив две добрые чарки горячего меда, ощутил вдруг небывалый приступ голода. Яков Полочанин, уложив Андрея в шатре под тремя шубами, угощал молодого боярина тут же, жадно расспрашивая о побоище. – До смертного часа глаза мои кровь не забудут, а уши – крики людские, – угрюмо сказал Сбыслав. – Тяжкое испытание послал Руси Господь, и больно душе моей, Яков. – Но побили ведь их. Побили, побили!.. – Сам поглядишь. Тебе трупы да раненых вывозить. – Слышишь трубы княжеские, Ярунович? – Стоны я слышу. – Сбыслав встал. – И жив ли отец, не знаю. И где чалый, спаситель мой? Хоть бы догадались попонами его прикрыть… Дай коня, Яков. И обозников на лед гони, там раненых много. Толком не отдохнув – да дело молодое! – он добрался до центрального места побоища. Ревели трубы, заглушая стоны, уцелевшие дружинники и ополченцы в запале еще что-то кричали, размахивая оружием, плакали и смеялись одновременно, но князя Александра Сбыслав не нашел. Зато нашел своего аргамака. Он стоял под княжеским стягом, заботливо укутанный попонами. Сбыслав обнял его за длинную шею, поцеловал в морду, угостил краюхой хлеба, густо посыпанной солью. – Пить тебе не давали? Вздохнул чалый. – Терпи, нельзя сейчас. И меня жди. Я отца найти должен. Оскользаясь в крови, он долго бродил по истоптанному льду. С ним заговаривали, кто-то обнимал, кто-то целовал – Сбыслав потом ничего не мог вспомнить. Растаскивая тела убитых, всматривался в смертные лица, расспрашивал раненых и уцелевших, да во все всмотреться, всех расспросить было невозможно. Стон стоял над застывшим Ледовым побоищем, точно стонало все огромное Чудское озеро. Страшный, уходящий в небытие стон умирающих, истекающих кровью, замерзающих воинов, превратившихся вдруг в беспомощных парнишек, зовущих маму. И слово это витало поверх всего поля сражения в тяжких испарениях отлетающих душ. — 148 —
|