|
Грабители этой банды откликались на объявления в газетах о продаже импортных автомобилей последних моделей. Выступая в качестве покупателей, они договаривались с продавцами, соглашаясь с объявленной ценой, и просили их подъехать в гараж по указанному адресу для окончательной проверки автомобиля. Когда ничего не подозревающие продавцы пригоняли автомобили в этот гараж, их душили, а тела прятали под цементным полом гаража. После того как жене одной из жертв чудом удалось сбежать, милиция нашла под полом гаража двадцать четыре трупа. Я не мог понять лишь одного: почему бандиты не пользовались попросту замыканием проводов для запуска двигателя, чтобы угнать машину? Зачем им были нужны все эти проблемы? Другой случай, о котором рассказали все газеты Сибири, касался одержимого манией убийства маньяка, затаскивавшего женщин в выкопанный под гаражом подвал, превращенный в подпольное предприятие, где они трудились как рабыни. Он приковывал своих жертв к швейным машинкам, наносил каждой на лоб татуировку «рабыня» и, в конце концов, съедал их, когда они умирали от голода. Эта история получила такой сильный резонанс в России, что даже газета «Нью-Йорк Таймс» направила своего корреспондента в командировку, чтобы на месте выяснить все подробности «людоедского капитализма». Одной из причин, почему преступлениям, особенно роковым и таинственным, уделялось так много внимания в свободных российских средствах массовой информации, являлось то, что в советскую эру понятия «преступность» вообще не существовало, по крайней мере, официально. По марксистской идеологии, в обществе не было серийных или наемных убийц и насильников – о чем тут писать. Только хорошие коммунисты, стремящиеся к светлому будущему. Сейчас читатели просто наверстывали упущенное и пополняли свои знания. Кроме того, материал о людоедстве все-таки интереснее очерка об уборке урожая. В этом и была привилегия свободы. По мере познавания Москвы я все время ощущал некое раздвоение между интересом к затягивающей изнанке столичной жизни и моральным неприятием того, что она предлагала. К счастью, бдительное присутствие Роберты сдерживало мое любопытство и ограждало меня от попадания в какую-нибудь историю, особенно после нашей помолвки. Этот судьбоносный день наступил вскоре после того, как однажды вечером Роберта завела со мной достаточно серьезный разговор. Ее возраст приближался к тридцати, и благоприятное время для первой беременности заканчивалось. Она хотела получить четкое представление о моих намерениях. Мой уклончивый ответ, похоже, не удовлетворил ее, и тогда она использовала в разговоре термин, часто употребляемый в бизнесе, связанном с произведениями искусства: «стоимость благоприятного выбора». В данном случае это означало, что она не собирается глупо растрачивать свое время на меня, если я не намерен стать ее мужем. Ее довод был убедительным, хотя и не совсем романтичным. Далее мне было сказано, что мы должны отдать мои сбережения одному старому ювелиру с бельмом на глазу, работающему где-то в пыльном цеху государственного предприятия на Таганке. «Городская ювелирная фабрика № 142» – так прозаично называлось это производство – была украшена свисающей паутиной, валяющимися окурками и тяжелыми засовами. Нет, это определенно не «Тиффани», я был совершенно уверен, что больше никогда не увижу своих недавно обретенных сбережений. Однако вскоре пришел старый ювелир, которого нам рекомендовали с самой лучшей стороны, и принес изготовленное им кольцо с бриллиантом в четыре карата. Кольцо было выдержано в соответствующих новорусских пропорциях, так что друзья Роберты поглядывали теперь на меня с нескрываемым изумлением. Оказавшись вновь без гроша в кармане, я тем не менее был горд как никогда – я знал, что только что сделал самое лучшее вложение капитала за всю свою жизнь. — 122 —
|