|
– Прекратить! Парень поставил кровать на пол, прислонив ее к корешкам книг, и молча толкнул девушку. Нина упала. Все это произошло в мгновение. Владимиров поднял палку и ударил рыжего по шее. – Паршивец, бандит! – кричал он. – Как ты смеешь?! Он был страшен сейчас: усы ощетинились, брови подняты, топорщатся, в уголках рта – белая пена. Нина бросилась к старику, обняла его, стараясь успокоить. Владимиров, побледнев, опустился на пол, тяжело дыша. Рыжий, опомнившись, схватил винтовку и начал лязгать затвором. Молодой красноармеец винтовку у него вырвал и замер у двери: они еще толком не осознали происходящего. – Паршивцы, позорите великое дело, – тихо говорил Владимиров, которого по-прежнему обнимала Нина. – Вы с винтовкой должны охранять книгу, а вы гогочете и на девушку руку поднимаете. Я сейчас поднимусь и сорву с вас красную повязку, вы позорите красный цвет своим злодейским поведением… – Палкой, гад, драться! Я те не холоп, буржуй недорезанный! – закричал тонким, обиженным голосом рыжий. – Это ты буржуй, – всхлипнула Нина, – урод рыжий! – Она обернулась к остальным красноармейцам: – Да уведите вы его, чтобы не кричал. Сейчас в ЧК пойдем, там разберемся, кто вы такие… – Во бешеные, – сказал пожилой боец, – пошли, однако, мужики, а то дед от волнения салазки загнет. Нина выбежала в соседнюю комнату. Вернулась она через минуту в наброшенной на плечи кожанке, с кольтом в руке. – Оружие к стенке, за неподчинение приказу стреляю без предупреждения! – Ты что? – тихо спросил молодой. – Чего ты? – Вы, папаша, – кивнула Нина пожилому бойцу, – подойдите и посмотрите мандат: я сотрудник Сибчека. – Дочка, – сказал пожилой боец, – ты уж прости его, дурака… Коли б мы знали… – Коли б знали – побоялись бы?! Пошли в ЧК! Оружие оставите здесь! Владимир Александрович, я мигом. – Не надо, Нинушка, – попросил Владимиров, тяжело поднимаясь с пола. – Это не их вина… Это их беда. И я себя тоже вел безобразно… – Он посмотрел на рыжего и вздохнул. – Простите меня, пожалуйста, товарищи… Нина вдруг заплакала – пистолет в руке трясется, слезы льются, как от самой тяжелой, детской обиды, горошинами… Владимиров шепнул: – Ничего, Нинушка, ничего… – Обернулся к бойцам: – Товарищи, будем считать, что ничего у нас не было. Пошли посмотрим другое помещение, а Нина Ивановна поможет вам найти хорошее жилье, свободное от постоя. – В тюрьме им постой будет, – сказала Нина и вдруг, всхлипнув, рассмеялась. — 152 —
|