|
Среди любых восьмидесяти образованных американцев по крайней мере несколько будут достаточно умны, чтобы сохранять способность критического суждения. Обычно доля даже больше — таков мой обширный опыт общения с американцами. Полагаю, что продуктивным будет вопрос: почему же все восемьдесят вели себя так, как если бы над ними тяготела срочная необходимость объяснить самим себе, что кондиционер и питьё воды помогают бороться с жарой? Неужели они настолько близко приняли ту ветвь статистической работы доктора Дженнера с оспой, что даже не знают историю работы доктора Сноу над исследованием угроз здоровью, которые сопряжены с окружающей средой? Был ли среди них хотя бы один потенциальный Кляйненберг? Если да, то почему он не возражал против явно неадекватной стратегии исследования? Что бы произошло, если бы такое возражение было высказано? Было бы такое высказывание трактовано как полезный вклад или на вопрошающих смотрели бы как на парий, нарушающих порядок? Были ли руководители исследования выбраны по впечатляющим анкетным данным или из-за их знаний, мудрости и отваги? Все эти вопросы — первопричина того, что отброшена и сама наука, и научный образ мышления. Такое стало бы катастрофой, которой мы не должны дать случиться — если только её ещё можно притормозить и повернуть порядок вещей в обратную сторону. Эти люди могли вызвать к себе почтение уже тем, что их привлекли к работе в солидном CDC? Или они взялись за работу с полнейшим цинизмом? Нужно разобраться, что за этим стоит. Наши жизни могут оказаться в зависимости от ума и отваги этих людей или им подобных. Ещё важнее то, что сама способность нашей культуры к выживанию зависит от таких людей. Неужели вклад Дженнера или Сноу и других героев науки в нашу культуру может быть легко уничтожен? В культуре есть люди, подобные Кляйненбергу. И он (я очень надеюсь) не одинок. Из его открытия могут не сделать никаких выводов. И, вполне вероятно, их не сделали. Он сам признает, что эффективные перемены потребовали бы и времени, и денег, а эффектных результатов скорее всего нельзя получить до следующих выборов. Во всяком случае, он выступил с новыми фактами о действительности, а это уже начало. Но если и это будет потеряно, то потеряно будет все! Мой третий, заключительный пример измены научному образу мысли касается чудесного возникновения рабочих мест. В этом прочитывается эстетическое достоинство: симметрия относительно мистического сокращения автомобильного движения. Между этими тайнами нет почти ничего общего, за исключением одного — в обоих случаях последовал категорический отказ от анализа свидетельств. В последнем примере это был отказ со стороны лишённых любознательности экономистов. — 51 —
|