Абсолютное оружие Америки

Вирек проводит любопытную параллель между Фрейдом и Тесла: самоотрицание и эрос. Стойлкович поведал о том, как Тесла пригласил его в свою нью-йоркскую квартиру – слуга «принес бутылку вина на блюде со льдом», но Тесла так и не открыл ее. Когда ситуация повторилась на следующий вечер. Тесла признался, что специально держал бутылку ря­дом, желая доказать самому себе, что сможет удержа­ться и не выпить. Человек непреклонных привычек, Тесла отказывал себе в удовольствиях, чтобы добить­ся над собой полного контроля. И при этом он был совершеннейшим рабом своих странностей и целого букета фобий.

Идя на все, лишь бы избежать рукопожатий, из­ливая свою любовь на птиц, не подпуская гостиничных служащих на расстояние ближе, по крайней ме­ре, трех футов, выбрасывая воротнички и перчатки, один раз надев, Тесла также установил и другие же­сткие правила. Он попросил руководство отеля дер­жать один столик специально для него. Никому дру­гому не позволяли за него садиться. Если на стол са­дилась муха, его приходилось заново сервировать и приносить другое блюдо. Когда дело касалось денег, Тесла тоже выказывал нетерпение, не умел себя сдержать и, как мы видим, зачастую отказывался платить за проживание. С точки зрения теории Фрейда Тесла был анально-маниакальной личностью с подавленной сексуальностью, чья энергия была на­правлена в научное русло. Отрицая любовные привя­занности, он трансформировал сексуальную энергию в причудливую смесь нелогичных поведенческих мо­делей, которые должны были сублимировать и унич­тожать комплексы, наличие которых ученый отрицал.

Вполне возможно, Вирек пытался провести психоанализ личности Тесла, заставить ученого покопаться в своем детстве и попытаться обнаружить полузабытые события, которые могли блокировать или – направить его жизнь в невротическое русло. Вирек, про которого говорили, будто он принимает опиум, в беседах с истощенным ученым входил в особое состояние. Тесла, которому было уже почти восемьдесят, написал Виреку длинное письмо, содержащее перечень детских психологических травм.

«Стояла страшная ночь, лил сильный дождь. По­гиб мой брат – восемнадцатилетний гений. Мать во­шла в мою комнату, взяла меня на руки и чуть слыш­но прошептала: «Иди, поцелуй Данэ». Я прижался к ледяным губам брата, понимая, что случилось что-то ужасное. Моя мать посадила меня на кровать и, ры­дая, произнесла: «Бог дал мне его в полночь и в пол­ночь отобрал».