Примеры, подобные этим, и еще много других (и не только из нашей собственной практики) привели к формированию предположения о сути всех наших исследований, а это в свою очередь к разработке Эмпринт — метода. В своей наиболее обобщенной форме наше предположение сводится к формуле: если это возможно для кого-то — это возможно и для каждого. Конкретнее — факт, что какой-либо индивид (образец) способен к проявлению какого-то определенного поведения, означает, что его внутренние процессы организованы так, чтобы сделать возможным данное поведение; получается, что, если другие индивиды организуют свои внутренние процессы таким же образом, как и образец, они также проявят данное поведение. Это не значит, что вы можете стать Эйнштейном (вы не прожили и не сможете прожить его жизнь), но вы сможете полюбить физику и заняться ею всерьез<^>8<D>. Подход. Вывод из всего изложенного — поведение является проявлением внутренних процессов. Пессимизм реакций Джо есть естественное проявление мышления как Джо, а оптимизм Сэма — это проявление мышления как Сэм. Как они оба мыслят? — вопрос из вопросов, если Джо пожелает проявить оптимизм (или Сэм — пессимизм). Короче говоря, у Сэма есть то, что требуется Джо в смысле внутренних процессов для возможности естественного оптимистического реагирования. Безусловно, в попытке стать как Сэм Джо мог бы попросту перенять слова и реакции оптимиста Сэма, но если эти слова не коррелируют со всем жизненным опытом Джо, они никогда не будут естественными, и, что более важно, Джо так и не получит желаемого, т.е. не станет оптимистом. Конечно, можно пройтись по всем деталям желаемого поведения, пытаясь трансформировать себя, блуждая в потемках чужого характера и прибегая к усилиям воли; или, когда подход оказывается уже слишком сложным, "осознать", что "ты не он и никогда им не станешь". Наша же позиция иная — лучше раскрыть определенный внутренний процесс, естественно ведущий к проявлению желаемого поведения в тех, кто уже им обладает. Переменные этого процесса можно распознать, и главным средством тут является язык. Как много об этом говорилось у Корцибского, Уорфа, Сапира и других, не существует четкого способа отделения языка культуры от миров восприятия членов этой культуры. Язык не является индифферентным и безжизненным средством, повествующим о внутреннем переживании. Мы вскрываем естество по линиям, нанесенным нашим родным языком. Мы не находим там категорий и типов, изолированных нами от мира явления, потому что они так и пялятся сами в лицо наблюдателя; напротив, мир представляется калейдоскопом впечатлений и должен быть организован нашим рассудком — а это значит по большому счету, лингвистической системой нашего рассудка. Мы полосуем естество, разбиваем его по концепциям и сами приписываем значения, в основном потому как мы и есть стороны соглашения по организации этого именно таким образом; соглашения, охватывающего все наше языковое сообщество и кодированное моделями нашего языка. (Уорф, 1956 г., стр. 213). — 19 —
|