У истоков Золотой реки

— Мы должны попытаться зайти в ближайший японский порт, чтобы сменить винт, — сказал капитан Билибину. — Вы и ваши сотрудники можете не сходить на берег. Японцы тоже не поднимутся на борт. Оттуда я радирую во Владивосток о помощи.

Через некоторое время весело застучала машина, и «Нэнси Мюллер», медленно ковыляя и прихрамывая, на одной трети винта тронулась на запад. Лишь к концу второго дня, двигаясь буквально черепашьим шагом, они добрались до небольшого порта на Южном Сахалине.

По пути сюда Мюллер связался по радио с Совторгфлотом. Ему запретили просить у японцев уголь, передав, что он может получить топливо с советского парохода «Кулу», который был на подходе к тому же порту. В то же время начальство во Владивостоке позволило «Нэнси Мюллер» сменить винт, без чего дальнейшее плавание было невозможно.

На следующее утро, когда яркое солнце и веселые зеленые горы вокруг залива Анива скрасили страшные воспоминания о перенесенной буре, к «Нэнси Мюллер» подошел «Кулу». Капитан советского судна уже получил предписание снабдить углем зафрахтованный пароход. Несколько часов напряженной, но веселой работы — и черные, как трубочисты, многонациональные матросы капитана Мюллера вернулись к себе на борт. Угольные бункеры парохода были теперь обеспечены топливом до Владивостока.

Однако с винтом получилось не так гладко. Мастерские порта ничем не могли помочь «Нэнси Мюллер». Невольным путешественникам, которым уже осточертели и море, и тесные помещения грузового корабля, пришлось примириться с мыслью о еще нескольких потерянных днях. Пароход медленно двинулся к Хоккайдо и еще через два дня прибыл в Хакодате, где быстрые и сноровистые японцы поставили искалеченному пароходу новый винт.

Во Владивосток «Нэнси Мюллер» прибыла ровно на двадцатый день после их отплытия из бухты Нагаева.

Двадцать дней — срок небольшой, но всем участникам Первой Колымской экспедиции казалось, что между домиками нагаевской культбазы и владивостокским пирсом пролегла вечность. Теперь все опасности, а с ними и вся романтика закончившейся экспедиции остались позади, и только тщательно запертый на замки тяжелый «золотой» ящик с пробами напоминал о поисках и находках, о бескорыстии и о благородном горении духа…

Заключение

Эта повесть рассказывает о подвигах и приключениях участников Первой Колымской экспедиции — так, как они известны автору и вспоминаются одному из ее бывших руководителей, Валентину Александровичу Цареградскому. Может быть, и даже вероятно, что кто-нибудь другой из сотрудников Билибина и Цареградского вспомнил бы знаменательные вехи в работе экспедиции или пересказал бы какой-нибудь из записанных здесь эпизодов иными словами и с другой точки зрения. Такова особенность людей: каждый видит и помнит свое и по-своему. Однако можно быть уверенным, что ничто существенное в многотрудной деятельности экспедиции, положившей начало развитию Золотой Колымы, не упущено в памяти одного из тех, кто был в центре событий. Естественно, что воспоминания о таком событии, принадлежащие одному из первооткрывателей, имеют великую ценность, которой нельзя пренебречь.