— На рынке. — На рынке! Там известно только мое умение торговаться с продавцами фруктов. — Он нахмурился. В его голосе появился оттенок подозрения. — Вы говорите на кечуа? — Нет. Я пытался объясниться с торговкой травами. Мне помог молодой человек. Это он назвал ваше имя. Он сказал, что вы что-то знаете о курандерос. Кивком головы он дал понять, что ему все ясно. — Конечно, один из моих студентов. Любезно было с его стороны помочь иностранцу-путешественнику. Он затолкал в рукав высунувшуюся манжету рубашки и взглянул на часы, старый «Таймекс». — Не хотите ли выпить чашечку кофе? *3*Опыт—это название, которое люди дают своим ошибкам. Оскар Уайлд — Итак. — Профессор Моралес поднял крышку сахарницы и сунул ложку в горку крупнозернистого неочищенного сахара. — Вы хотите приобрести опыт или послужить опыту? — Простите? — С аяхуаской. — Я не понимаю. — Как вам объяснить… — Он держал ложку с сахаром над маслянистой поверхностью кофе. — Вы причащались когда-нибудь? — Профессор… — Да, я об евхаристии. Освященные хлеб и вино в католической религии. Тело и кровь Христа. Пробовали? — Да. — Вы католик? — Нет. Я все смотрел на ложку, застывшую в его руке. — Но вы стояли на коленях перед алтарем? — Да. — Ну вот. Вы взяли облатку на язык, и она прилипла к нёбу и по вкусу напоминала картон, а вино было дешевое и сладенькое. — Да, — рассмеялся я. — Вы делали это, но все же вы не католик. Вы имеете опыт Святого Причастия, но вы не причащены. Он стал осторожно погружать ложку в кофе. Жидкость просачивалась в сахар по краям ложки, маленький холмик постепенно насыщался и темнел. — Опыт вместо службы опыту. Он наклонил ложку, и густой сахарный сироп потек в кофе. — Ритуал не послужил вам, потому что вы не служили ритуалу. Это вопрос намерений. Я улыбнулся на эти слова и сказал: — У меня исключительно честные намерения. — Ваши намерения — изучить применение аяхуаски перуанским шаманом? — Ну… в общем, да. — Это ваше намерение. А какова ваша цель? Я глубоко вздохнул. Профессор Моралес протянул руку через столик. Манжеты его белой рубашки были слегка запачканы. Он мягко коснулся моего локтя: — Вас, кажется, раздражает моя… семантика? — Вовсе нет, — солгал я. — Вы латиноамериканец? — Я родился на Кубе. Он кивнул и принялся помешивать свой кофе. Я рассматривал его брови, переносицу, форму скул, волосы. Индеец. Декан философского факультета Национального университета Сан Антонио Лбада, индеец. Кечуа. Наследственность чистая, не покалеченная испанским завоеванием. Но не идеальная. Внезапно у меня возникла убежденность, что он знает очень много, что его мудрость глубока, а оригинальность подлинна. По какой-то непонятной, случайной ассоциации я подумал о Мерлин. И в этот момент он опустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда крошечный кошелек. Он произнес что-то вроде «гм-кхм» и вытряхнул из него пару игральных костей, несколько маисовых зерен и небольшое мексиканское Божье Око — крестик, образованный двумя палочками; палочки были оплетены красной и белой пряжей, вся конструкция напоминала ромбовидную мишень, с концов палочек свисали кисти зеленой пряжи. Он положил его на середину стола, остальные предметы спрятал в карман и принялся потягивать кофе. — 19 —
|