Когда бы со мной ничего не случилось, я мог бы прожить 200 лет осторожно, Но я побежал, отряхнулся и понял, что здесь ничего боле сделать не можно. Фальшивые люди в оранжевых майках неслись впереди и ломали дорогу, Меня обогрели, затем обокрали, теперь ничего больше сделать не могут. Спасибо тебе, враг нетоптаный мною, за то, что осталось еще с кем бороться, Спасибо тебе, дивный свет за стеною, за дырку в стене, чудный вид из колодца, Последнее утро в промозглых квартирах, за старые письма, вчерашний мой ужин, Спасибо тебе за картошку в мундирах, спасибо за то, что я на хрен не нужен, Спасибо тебе, сладкий дым сигареты, спасибо тебе за иллюзию счастья, Я брошу тебя, как ступень от ракеты, чтоб легче лететь между ревом ненастья. И я просыпаюсь в холодной постели, как старый простак, что напился и клюкнул. Я снова один, и так хочется верить, что есть еще кто-то, кого я люблю... Конечно, я помню, как мы разминулись - волшебный полет и беззубая старость: Я был, как хотел, где-то в жарком июле, а Вы в один миг в ноябре оказались. И я навещаю тебя, как обычно: дворы, магазины, собаки и пиво, Но это лишь точка, что просто отлично, и выглядит стремно и сиротливо, И нет никого, кто бы был здесь мне нужен, а то, что мне нужно, меня ждет за дверью, Я голый, как сокол, я нем, я простужен, я просто дерьмо, но так хочется верить В те сказки о Силе, что слышаны мною, в мое отраженье в воде родниковой, В два светлых крыла, что ношу за спиною и в старый мирок, что становится новым. Я грыз себе руки, ломал себе ноги и всех убивал, чтоб омыть их слезами, Я стены крушил, чтобы сделать дорогу, визжал и чужими орал голосами, Однако снаружи я выглядел просто, сидел и молчал, улыбался и делал, И маску взорвал мой взбесившийся поезд, что с рельсов сошел и погнал к беспределу. К далекому миру, в пустую квартиру, 13 ключей, что мне с детства давались, Кровавое море за порванной маской уже испарилось и дно показалось. Последнее утро смеялось из окон, и в окнах я видел уснувшие лица, И капли дождя, и кристаллики снега смешались в одно, чтобы мне не пробиться. Туда, куда я собирался и бился, но как я ни бился, Вы видели сами: Сначала искрился, потом опустился и был похоронен под Небесами. Последней струною надорванных нервов, последним из перьев подстреленной птицы, Меж Счастьем, Надеждой, Любовью и Верой и пеплом последней сгоревшей страницы Последнее утро меня озарило, как Солнце сквозь слезы, туман над рекою, И стал я, как камень, в котором ужились Любовь-Бесконечность с Предсмертной Тоскою. — 89 —
|