Паразиты сознания

Все это время мы находились не в комнате — мы целиком ушли в себя, как во время молитвы. Я вдруг понял: мои сигналы были такими слабыми из-за того, что я недостаточно глубоко погрузился в соб­ственное сознание, оставался слишком близко к его поверхности. Трудность тут заключалась в том, что стоило мне уйти в себя слишком глубоко, как меня начинало тянуть ко сну. Язык и логическое мыш­ление принадлежат к телесному миру: их так же трудно перенести с собой в глубины сознания, как трудно логически рассуждать во сне. Я говорю об этом потому» что только теперь впервые осознал, как мало мы знаем. В этих глубинных областях соз­нания обитают большей частью наши воспоминания и сонные видения, которые проплывают там, подоб­но огромным рыбам. На такой глубине невероятно трудно помнить о своей цели, отличать действитель­ность от иллюзий. Однако, чтобы телепатическая связь была эффективной, «вести передачу» нужно именно с такой глубины.

Впрочем, в данном случае это не имело большого значения: Райх, Флейшман и я служили друг для друга прекрасными усилителями. Только в подобных ситуациях можно понять подлинный смысл фразы «мы — часть друг друга».

Переговорив с братьями Грау, мы почувствовали себя необычно радостными и свежими, словно про­будились после глубокого, мирного сна. Флейшман снова выглядел самим собой. Его жена, которая принесла нам кофе, явно пытаясь преодолеть свою враждебность к нам с Райхом, в изумлении посмот­рела на него, и ее мнение о нас, по-видимому, круто изменилось. Между прочим, было интересно отме­тить, как нескрываемое чувство, которое испытывал к ней Флейшман, — она была на тридцать лет мо­ложе его, и поженились они всего год назад, — пере­далось нам с Райхом, и мы смотрели на нее так, словно она принадлежит нам, — с нежностью, в ко­торой смешивались страстное желание и интимное знание ее тела. Оказавшись в нашем телепатичес­ком кругу, она в каком-то смысле стала женой каж­дому из нас. (Должен отметить, что желание, которое испытывали мы с Райхом, не было обычным мужским стремлением обладать незнакомой жен­щиной: в лице Флейшмана мы уже, можно сказать, обладали ею.)

К трем часам утра репортерам на вертолетах на­доело нас подстерегать. Кроме того, их набралось в воздухе намного больше, чем допускали правила безопасности полетов. Но толпа перед парадной дверью не уменьшалась, а вдоль улицы стояло мно­жество автомобилей со спящими газетчиками. Мы поднялись на чердак и приставили лестницу к фона­рю, выходившему на крышу. В три двадцать, когда над домом послышался шум вертолета,- мы быстро открыли фонарь. После довольно сложных маневров на чердак была подана сверху веревочная лестница, по которой Флейшман, Райх и я вскарабкались со всей возможной быстротой, чтобы снизу ничего не успели заметить. Братья Грау втащили нас в кабину, втянули лестницу, и вертолет на полной скорости рванул в аэропорт. Операция прошла с пол­ным успехом. Репортеры, поджидавшие на улице, были убеждены, что вызвать вертолет мы можем только по телефону, а у каждого из них в машине было по подслушивающему устройству (что, разуме­ется, запрещено законом). Поэтому если кто-нибудь из них и заметил вертолет, он решил, что это либо еще кто-то из газетчиков, либо патруль службы без­опасности воздушного движения. Во всяком случае, по пути в аэропорт нас никто не преследовал. Пилот еще в дороге связался с ожидавшим нас самолетом, и в три тридцать пять мы уже взяли курс на Париж. Было решено, что теперь нам надо переговорить с Жоржем Рибо.