— Похоже, что нас вышвырнули... Да, нас вышвырнули, и, может быть, на это были свои причины. Было поздно. Мы с удивлением обнаружили, как много времени прошло. Мы вышли на авеню. Был поздний вечер. Улицы и люди на них напоминали ярмарку. Мим во фраке и высокой шляпе устраивал клоунаду за нашими спинами. Все, что мы видели, вызывало наши улыбки. Глазами мы искали тарелку, которая всегда сопровождает такие представления. Мы были правы: под карнизом старого театра кто-то пытался дать другое представление на миниатюрной сцене. Мне кажется, я видела готовую к выступлению кошку. Действительно, вы могли увидеть все что угодно. Человек, переодетый в медведя, пытался соперничать с оркестром. — Вопрос в том, чтобы каждый раз искать более экстравагантную альтернативу, — прокомментировал кто-то. Пока мы шли, возвращаясь в кампус, Кастанеда говорил о перспективной поездке в Аргентину. — Цикл завершен, — сказал он нам. — Вернуться в Аргентину очень важно для меня. Я до сих пор не знаю, когда я смогу это сделать, но я вернусь. Сейчас у меня есть кое-какие дела здесь. В августе завершаются три года работы, возможно, я смогу поехать. В этот вечер Кастанеда много рассказывал нам о Буэнос-Айресе, его улицах, районах, спортклубах. Он ностальгически вспоминал о Флорида-стрит с ее элегантными магазинами и прогуливающимися толпами. Он даже точно вспомнил известную улицу кинотеатров. — Лаваль-стрит, — сказал он, напрягая память. Кастанеда провел в Буэнос-Айресе свое детство. Он ходил в школу в центре города. Он с грустью вспоминал о том, что в это время о нем говорили: «шире, чем выше». Ребенку всегда больно слышать такие слова. — Я всегда глядел с завистью, — сказал он, — на высоких красивых аргентинцев. — Вы знаете, что в Буэнос-Айресе вы всегда должны принадлежать одному из клубов. — продолжал Кастанеда. — Я был из Чакариты. Нет ничего удивительного в том, чтобы посещать клуб Ривер Плейт, правда? Чакарита, напротив, всегда был в числе последних. В те времена Чакарита всегда был распоследним клубом. Было трогательно видеть, как Кастанеда причислял себя к тем, кто всегда проигрывал, к неудачникам. — Конечно, Ла Горда поедет со мной. Она хочет путешествовать. Она мечтает о Париже, — заявил он. — Ла Горда делает теперь покупки у Гуччи, она очень элегантно выглядит и хочет в Париж. Я всегда спрашиваю ее, почему именно Париж. Там ничего нет. Но у нее определенно есть какая-то идея о Париже, «городе света». — 136 —
|