Лекции и интервью

— Все, что они делали, — с энтузиазмом продолжил он, — достойно похвалы. Я восхищен степенью контроля, самообладанием и безмятежностью дона Хуана.

— О доне Хуане нельзя было сказать, что он стар. Он не похож на других людей. В этом кампусе, например, живет некий профессор, который в дни моей молодости был уже очень известен. В то время он был на вершине своей физической силы и способности к интеллектуальному творчеству. Сейчас он едва может говорить! Сейчас я могу видеть его таким, как он есть, — глубоким стариком. О доне Хуане, напротив, вы никогда не сможете сказать что-либо подобное. Его превосходство по сравнению со мной всегда было колоссальным.

В интервью Сэму Кину Кастанеда рассказывал о том, что однажды дон Хуан спросил его, равны ли они. Снисходительным тоном Кастанеда ответил, что равны, хотя на самом деле он не считал так. Дон Хуан выслушал его, но не согласился с такой точкой зрения.

— Я не думаю, что мы равны, — сказал он, — поскольку я охотник и воин, а ты больше похож на сводника. Я готов в любой момент отчитаться за свою жизнь. Твой мирок, полный печали и нерешительности, никогда не сравнится с моим[19].

Во всем, о чем поведал нам Кастанеда, можно найти параллели с другими мистическими направлениями и школами. В его собственных книгах есть цитаты из старинных и современных авторов и работ. Я напомнила ему ссылки, например, на «Египетскую книгу мертвых», «Трактат» Витгенштейна, испанских поэтов Сан Хуана де ла Круса и Хуана Рамона Хименеса и латиноамериканских писателей, например, Цезаря Валлехо из Перу.

— Да, — ответил он, — в моей машине всегда есть книги, много книг. Мне их присылают мои знакомые. Порою я читал некоторые главы этих книг дону Хуану. Он любит поэзию, но ему нравятся только первые четверостишия! По его мнению, все, что идет за ними, — идиотизм. Он говорит, что после первого стиха теряется сила, что идет простое повторение.

Один из нас спросил Кастанеду, занимался ли он йогой и читал ли описание различных слоев реальности в священных индийских книгах.

— Все это чудесно, — сказал он. — Более того, у меня были довольно тесные отношения с людьми, которые практиковали хатха-йогу.

— В 1976 году мой друг, профессор Клаудио Нараньо (Claudio Naranjo), познакомил меня с учителем йоги. Мы посетили его ашрам, который находился здесь, в Калифорнии. Профессор был переводчиком в нашей беседе. Я пытался найти параллели с моим собственным опытом внетелесных путешествий. Однако учитель не сказал ничего существенного. Да, было много зрелищ и церемоний, но он ничего не сказал. Под конец нашей беседы этот тип взял металлическую лейку и стал поливать меня жидкостью, цвет которой мне совсем не понравился. Перед уходом я спросил его, чем это он меня облил. Кто-то подошел к нам и объяснил, что я должен быть счастлив, поскольку этим учитель благословил меня. Я настаивал на том, что хочу знать, что было в лейке. В конце концов мне сказали, что все выделения учителя сохраняются: «Все, что исходит от него, священно». Можете себе вообразить, — закончил он полушутливо, — чем завершилась беседа с мастером йоги.