|
— Насчет первой большой победы — не широко ли шагнул? Разгром немцев под Москвой забыл? — Почему забыл? Не забыл. Дивизией командовал, имею что вспомнить… Но помню и другое: как после этого разгрома до Волги отходили, а теперь, после Сталинграда, не имеем права. — А тогда имели? Серпилин вздохнул: его рассердило, что Иван Алексеевич почему-то вдруг вздумал поддеть его. — Слишком густо мы в прошлое лето землю костями засеяли, чтобы шутки шутить вокруг этого… Делали, что умели, а умели еще недостаточно. Возвращаемся к тому, с чего начали. — Я шутки на такие темы не шучу, — сказал Иван Алексеевич, — напрасно так понял. Просто уточняю, что, по сути, никто и никогда нам такого права не давал. И гляжу в прошлое: когда же это несоответствие начало складываться? Думаю, что согласишься, — в тридцать пятом и тридцать шестом не только не отставали от немцев, а по ряду вопросов были впереди. А к сорок первому оказались сзади. — Да, наковыряли много, — согласился Серпилин. — Не уверен, все ли представляешь себе до конца, когда говоришь «наковыряли». Чаще всего мыслим именами: того нет, этот бы пригодился! Чтоб недалеко ходить — Гринько. Мог бы армией командовать, а начали без него. Это, конечно, так! Но дело глубже. Осенью сорокового, уже после финской, генерал-инспектор пехоты проводил проверку командиров полков, а я по долгу службы знакомился с проектом его доклада. Было на сборе двести двадцать пять командиров стрелковых полков. Как думаешь, сколько из них в то время оказалось окончивших Академию Фрунзе? — Что ж гадать, — сказал Серпилин, — исходя из предыдущих событий, видимо, не так много. — А если я тебе скажу: ни одного? — Не может быть… — Не верь, если тебе так легче. А сколько, думаешь, из двухсот двадцати пяти нормальные училища окончили? Двадцать пять! А двести — только курсы младших лейтенантов да полковые школы. — Не могу поверить, — сказал Серпилин. — Что ж, ты не барышня, уговаривать не буду. Сам глазам не верил. Допускал, что не по всем полкам такая статистика. Но все же двести двадцать пять полков — это семьдесят пять дивизий, пол-армии мирного времени, — все равно картина страшная! — Не могу поверить, все равно не могу поверить, что так армию выбили, — хриплым голосом повторил Серпилин. И пошел по комнате из угла в угол. И когда шел обратно, Иван Алексеевич впервые в своей жизни увидел на его глазах слезы. — А у немцев, — сказал Иван Алексеевич — голос его дрогнул, когда он увидел эти небывалые на лице Серпилина слезы, — у немцев за полтора года из всех командиров полков, и захваченных в плен и убитых, на ком документы взяли, не встречал случая, чтобы командир полка еще в первую мировую войну не имел боевого опыта в офицерском звании. Вот с чем они начали и с чем мы — если взять на уровне полков! Чего молчишь? — 524 —
|