Солдатами не рождаются

— Навряд ли. Я уже рукой махнул на то, чтобы вверх лезть, лишь бы вниз не посыпаться. Вроде все ничего, а нет-нет да что-нибудь ляпну. А у политработника каждое лыко в строку. От строевика услышат — мимо ушей, а раз ты политработник, тебя за шкирку… А у меня строевая жилка в душе — чувствую ее с самого начала войны. Откровенно говоря, покомандовать полком охота! Вера в себя есть, что пойду на строевую и проявлю свой талант. Глядишь, еще и дивизией покомандую… Бывает же так: судьба у человека одна, а призвание другое!

Левашов помолчал и вдруг спросил:

— О Зырянове какого мнения?

— Высокого. Почему спрашиваешь?

— Рекомендацию ему вчера написал, заново в партию вступает. У тебя не просил?

— А я ж еще кандидат. Сам только в октябре заново вступил.

— Верно. Забыл. Ну ладно, лежи еще, коли хочешь, а я встаю.

— И я встаю, дел еще много. — Синцов сел. — Федор Васильевич…

— Ну?

— Помнишь тот наш разговор?

— Что за разговор?

— А про этого твоего крымского друга…

— Почему вспомнил? Снова появился на горизонте товарищ Бастрюков?

— Не появлялся, — сказал Синцов, — но из головы не выходит. Неужели так и не сообщишь, что он за птица?

— Видимо, пока нет.

— Пока чего?

— Пока характер свой не переменю.

— Неправильно это!

— А я вообще мужик неправильный. — Левашов хрипло рассмеялся и схватился рукой за горло. — Болит, холера…

Провожая Левашова, Синцов вышел из подвала. И когда проводил, простоял несколько минут, не заходя обратно. Небо было на редкость чистое, со звездами.

«Неужели завтра будет солнечная погода?» — подумал он с удивлением, так, словно, пока идут бои, этой солнечной погоды не может и не должно быть.

39

Мы молчали, а немцы всю ночь до утра то здесь, то там стреляли как припадочные, — наверно, нервы кончались, а предчувствие конца росло. И это радовало, позволяло думать, что сегодня бой действительно будет последний и недолгий.

Уже когда началась наша артподготовка, в батальон пришел Левашов. Пришел, взял за плечо наблюдавшего за разрывами Синцова и хрипло сказал прямо в ухо:

— Сегодня я с вами.

Шея у него была, как и вчера, замотана, а глаза веселые, лихорадочные: чувствовалось, что у него жар.

— Без вас не успеешь соскучиться, товарищ батальонный комиссар, — сказал Синцов в паузе между разрывами. Он был рад, что в этом последнем бою, как и в первом, Левашов опять у него в батальоне.

— Еще успеешь, соскучишься, — улыбнулся Левашов, видимо намекая на то, о чем говорил вчера: что скоро уйдет из полка на строевую.