Солдатами не рождаются

— Благодарю, — сказал Серпилин все с тем же удивившим Синцова неподвижным, неузнающим выражением лица, сделал два шага навстречу и протянул руку: — Здравствуй, Иван Петрович, вот ты какой стал!

— Что, сразу не узнали, товарищ генерал?

— Из дивизии позвонили, доложили, кто сопровождает. А так, пожалуй, не узнал бы.

— Переводчик явится через пять минут, — сказал за спиной Синцова адъютант.

— Значит, пять минут имеем. Присаживайся.

Серпилин сел сбоку у стола и, подперев щеку рукой, некоторое время молча глядел на Синцова.

— Нет, узнал бы. Скажи откровенно: ты в силах забыть, как мы тогда из окружения выходили?

— Никогда этого не забуду.

— И я не в силах, — сказал Серпилин. — Хочу и не могу. А может, это так и надо, что мы не в силах все это забыть?

Сказал так, словно думал еще о чем-то. Словно был одновременно и близок в своих мыслях к тому, о чем говорил, и очень далек от этого.

— А я вас в первый же день, как в армию прибыл, видел, в пяти шагах.

— Отчего же не подошел?

Синцов запнулся. Надо было объяснить, что он нечаянно оказался свидетелем тогдашнего крупного разговора Серпилина с командующим, а объяснять это было неудобно.

— Вы заняты были.

— Все равно, зря не подошел. Когда это было?

— Девятого января, накануне наступления.

— Да, накануне наступления… — Серпилин почему-то вздохнул и вдруг, словно стряхнув с себя что-то мешавшее ему, сказал другим, изменившимся голосом:

— Когда командующему по телефону доложил, он сказал: «За первого генерала — орден!» Можешь считать, что уже получил. Поздравляю.

Синцов встал с табуретки.

— Служу Советскому Союзу!

Серпилин показал было рукой, чтоб Синцов садился, но взглянул на часы и сам встал.

— Да, далеко он нас с тобой тогда гнал. — Серпилин кивнул на дверь, за которой там, во второй комнате, сидел немец. — Мертвых жаль. Всех мертвых жаль. А тех жальче всего. Тем мертвым немецких генералов в плен уже не брать. И даже во сне этого не увидеть… Как ты, комбат, сегодня со своей колокольни смотришь, после того как генерала в плен взял, — надолго их еще хватит?

— С моей колокольни трудно судить, товарищ генерал…

— Неверно, — прервал Серпилин. — Об этом как раз без тебя трудно судить.

— По-моему, уже ненадолго.

— А конкретно?

— Дня на два, на три.

— Сколько у тебя в батальоне в строю осталось?

— На сегодня сто девять.

— Не густо, — сказал Серпилин. — На немца у адъютанта расписку возьми. И поезжай. Береги себя по мере возможности, раз, по-твоему, уже только два-три дня осталось.