— И мне еще не приходилось, — сказал Захаров. — Первый отбитый лагерь за войну… Война вообще дело малопрекрасное, но все же… Он не договорил. К землянке задним ходом сдавала еще одна машина. Захаров потянул за рукав Таню, чтобы не зацепило. — Ездим по трупам своих товарищей, — сказал он чугунным, тяжелым голосом. — Взять бы всех фашистов — да в прорубь! За Волгу хотели? Пусть подо льдом до того берега идут! Да где там! Разве можно! — Он невесело усмехнулся. — Мы отходчивые. Сдадутся — и будешь им раны перевязывать. — Не буду, — сказала Таня. — Будешь. А я буду тыловиков гонять, чтобы пленным в котел до грамма все, что положено, чтобы, не дай бог, не отощали. А не обеспечат — шкуру буду спускать. — Сказал так, словно насмехался над самим собой и над тем, что ему придется делать. — А это куда из памяти деть? — Он ткнул пальцем в сторону санитаров, вытаскивавших из землянки безвольно ломавшиеся у них на руках тела, и покосился на Таню: — Иди работай. И она, отходя, вспомнила, как Росляков назвал этого немолодого, грузного человека Костей! Вот он какой, этот Костя! Разговор был давно, вчера. А сегодня днем Захаров заезжал еще раз и стоял в бараке и смотрел, как идет санобработка. Но и все, что было сегодня днем, тоже было давно. Все было давно. И сама она, казалось, уже давно была здесь, на фронте. — Вы что, не спите? — оторвал ее от этих мыслей голос батальонного комиссара Степана Никаноровича. Он стоял перед ней в проходе между нарами, и рядом с ним еще кто-то высокий в ватнике и ушанке. — Не сплю, — сказала Таня. — Раз не спите, я пойду по своим делам, а вы разыщите под двести семнадцатым номером Бутусова, лейтенанта. Комбат с передовой к нам приехал, — батальонный комиссар кивнул на стоявшего рядом высокого, — своего лейтенанта хочет найти. — Сейчас найдем. — Таня встала, стараясь сообразить, где может лежать двести семнадцатый. И уже когда встала, поняла, что еле держится на ногах, что именно теперь готова повалиться и заснуть мертвым сном. Она подняла глаза на стоявшего перед ней высокого человека в перетянутом ремнями коротком ватнике, и ей почудилось в его лице что-то знакомое. — Пойдемте, — сказала она, так и не вспомнив, видела ли его раньше. Сказала и повернулась. Но высокий не пошел вслед за ней, а, наоборот, придержал ее за плечо, повернул к себе, положил вторую, тяжелую, забинтованную руку на другое ее плечо и сказал: — А я Синцов. Здравствуйте. Не узнали меня? — 349 —
|