|
– Хозяюшка! Это Малая Токмачка?.. Здесь в селе еще наши? – спрашиваю ее. – Токмачка! Наши здесь, советские! Воюют с немцем по ту сторону села, – показала она рукой на западную окраину. Теперь и я услышал взрывы снарядов и треск пулеметов. Все же у своих. На душе стало веселее. Вот только залитый кровью глаз ничего не видел и это беспокоило. – Будьте добры! Принесите воды, надо смыть кровь с лица. Женщина быстро достала из колодца ведро воды и полила на голову и ладони. Открываю глаза – видят оба! – Хорошо! Глаза целы, летать буду. Ну и расплачусь же я с фашистами! – рассуждаю вслух. – Где уж хорошо? У вас все лицо поранено, – с сокрушением говорит хозяйка дома. – Все заживет! Вот где бы найти мне медиков и перевязаться? Она указала мне дом, в котором расположен медпункт. Иду туда, а сам думаю о том, как поднять и вывезти «миг». Взрывы снарядов и мин, стрельба из винтовок и пулеметов усилились. Ясно, бой идет рядом. Чем он закончится, неизвестно, но увозить самолет и убираться самому отсюда надо быстрее. Можно было предвидеть дальнейшее развитие событий на нашем участке фронта. И я хотел до завершения окружения успеть вернуться в полк со своим, пусть и продырявленным, «мигом». Здесь, у переднего края обороны, мне довелось впервые увидеть работу медицинского пункта. К сараю, около которого лежали кучи окровавленных бинтов, подвозили раненых. Внутри сарая слышались стоны и крики. Тут оказывали первую помощь. Перебинтованных клали на повозки и увозили в тыл. Санитары выносили на носилках и складывали в ряд на разостланной соломе за сараем умерших. Им уже не требовалась медицинская помощь. Я стоял и смотрел на эту страшную картину, не решаясь войти в сарай. Ко мне подошел пожилой санитар в окровавленном халате. – Товарищ летчик! Что вы ждете? Идемте в медпункт. Врачи окажут вам помощь. – Нет! Подожду, когда будет посвободнее, – ответил ему, чувствуя, что идти на перевязку раньше этих искалеченных бойцов не позволяет совесть. – Идемте! Пока идет бой, сюда все время будут подвозить раненых, – настойчиво повторил санитар. Наш разговор был прерван взрывом снаряда. Ближайший дом завалился на бок. Вскоре двое солдат, держа на весу, принесли оттуда мальчишку лет семи, с распоротым животиком. На посиневшем лице ребенка выделялись широко раскрытые глаза. В них застыли удивление и» как мне показалось, укор нам, взрослым, допустившим такое… Я видел много страданий, пережил гибель боевых товарищей… Но такого, видимо, не забуду до конца своей жизни. Ненависть к врагу сжала меня в комок. Жажда мести фашистам за страдания наших людей охватила меня. В упреке, увиденном в глазах ребенка, я почувствовал и свою вину, вину воинов армии, допустивших врага на нашу землю. Быстрее надо возвращаться в полк и мстить фашистским убийцам за все несчастья, которые они нам принесли. — 106 —
|