|
— Водитель нигде не прислушивается к звукам мотора так чутко, как в этих местах. Не так ли, мистер Чэпмен? Он поймал меня. — Клянусь, что иногда я слышу стук каждого клапана, — добавил он. Мы начали объезжать еще одну гряду. — Панч? Кем ты будешь работать, когда вернешься домой? — Я буду выращивать уток. Серьезное дело, между прочим. У меня пять прудов для разведения пород и большой инкубатор. — А кто сейчас присматривает за хозяйством? — Брат. И моя старушка. Продолжая говорить, Панч осматривал небо в поисках немецких самолетов. Он рассказал, что в Северной Африке у него воевали три брата: один — в технической роте, а двое — в морской пехоте. Последний брат, оставшийся дома, был освобожден от воинской повинности и вел их семейный бизнес. — Ты скучаешь по дому? — Не нужно думать о таких вопросах, сэр. Ты доведешь себя до безумия, если дашь подобным мыслям волю. 14:00. Солнце начинает опускаться, но жара становится сильнее. Мне вдруг припомнился разговор со Стайном, когда незадолго до гибели он высказал мне свое мнение об ирландцах. (Из-за моей матери он всегда считал меня ирландцем.) Стайн придумал теорию о том, что люди разных рас обитают в телах по-разному. «Англичанин покачивается внутри своей кожи, как комочек в горшке с патокой. Он шишка, инертная во всем. Вот почему англичане плохие повара и не могут крутиться в жизни. Но им комфортно. В гостиной своих тел англичанам уютно, как в паре старых шлепанцев. Ирландцы тоже не могут крутиться. Они устраиваются внутри костей, как привидения в кафедральном соборе. Ирландцы ненавидят свои тела, потому что когда-то давно они были ангелами. Единственный народ, который может петь не хуже ирландцев, это итальянцы, но они эксцентричные и веселые, потому что им нравится жить в своих телах». Стайн изложил мне эту теорию в ночном лагере во время битвы при Газале. В ту пору мы оба находились на таком уровне психического истощения, что могли воспринимать любые мистерии. — Тебе еще снится тот сон? — спросил меня Стайн. — О твоей матери на озере? — Да, но в последнее время в сюжете произошли любопытные изменения. Я больше не обременен тяжелым одеянием. Помнишь? Ты интерпретировал его, как рыцарские доспехи. Как думаешь, это прогресс? Стайн пожал плечами. — Возможно, ты вырос из них, — ответил он. — Хотя теперь ты сражаешься в броне в буквальном смысле слова. Он указал на танки, окружавшие нас. — Следующим этапом будет аскетизм и отречение от благ мирских. — 92 —
|