Анализируемое состояние следует расценивать как аффективно суженное сознание, при котором сохраняется ориентировка в текущей 224 ГЛАВА 5 ситуации, но, по существу, утрачивается способность к прогнозированию. При сохранении способности планировать действия, связанные с самоубийством, пациентка не может адекватно оценить даже сопутствующие этому обстоятельства. По непонятным для нее самой мотивам она ожидает ухода матери, хотя самоубийство планируется вне дома, и более логичным был бы совершаемый ранее ежедневно утренний уход. О качественных изменениях сознания, при котором нарушенным оказывается осмысление только отдельных сторон текущей ситуации у данной пациентки, говорит и факт случайного включения в самоубийство практически не фигурировавшего в ее переживаниях в течение нескольких дней собственного сына. Отчетливо выступает отсутствие логики в связанных с планируемым убийством сына мысленных построениях: убить для предотвращения мук, ожидаемых в дальнейшей жизни. Ни мать, реально воспитывающая ребенка, ни сестра, сообщающая о желании растить его, в этот момент не появляются в ее сознании. Более того, весьма логичным были бы мысли о наказании, мести таким образом ушедшему от нее мужчине (как и считали отдельные люди из ее окружения), но этот мотив никак не фигурировал в ее переживаниях. Да и сам характер самоубийства (пациентка не бросает ребенка, а бросается вместе с ним) вступает в противоречие с пониманием случившегося кала убийства из мести. Поэтому приведенный выше суицид — это самоубийство, личностный смысл которого — месть. Для адекватной оценки произошедшего (а здесь наряду с чисто медицинскими встают уже и юридические вопросы) важно понимание того обстоятельства, что здесь нет компонента демонстративности или стремления с помощью действительного суицида изменить ситуацию в желательную для себя сторону. Внутренняя, психологическая направленность суицида вовсе не связана с желанием вернуть мужа и восстановить семью. И хотя сама по себе месть может принципиально рассматриваться и как одна из возможных форм протеста, в приведенном случае достаточно четко как ведущий мотив, цель деятельности, связанной с добровольным уходом из жизни, выступает стремление таким образом наказать обидчика. Итак, ведущим компонентом личностного смысла здесь выступает месть, и ребенок здесь — не элемент мести, а случайная жертва измененного сознания самоубийцы. Обстоятельства случившегося, в том числе и поведение неудавшейся самоубийцы (попытка скрыть истинный характер произошедшего, отсутствие тенденций к использованию суицида как средства восстановления семьи или наказания «обидчика») говорят о том, что здесь попытка самоубийства происходила в услови- — 197 —
|