|
Кстати, недавно разговаривала с выпускником этой самой школы. Он говорил, что преподавали там плохо, и из его выпуска никто не выбрал гуманитарную стезю. Так что — что ни делается, все к лучшему? Конечно же, с таким характером, постоянным мучительным чувством отверженности и идиллическими мечтами в духе 4-го сна Веры Павловны не было и речи об установлении отношений с мальчиками. В 9 классе влюбилась, но совершенно односторонне, счастливой была другая девочка, социально нормальная. А в ужасном 10 классе было уже не до этого. Приехала в Москву, не определившись, куда поступать. МИФИ выбрала, что называется, пальцем в небо. Вернее — в здание. Для справки: здание абсолютно серое и невыразительное. Наверное, самое плюгавое среди московских вузов. Поступила сразу — в школе нас хорошо подготовили. На этом закончилась моя пора успехов умственно-профессиональных — и так и не пришла пора успехов в общении. Из института не выгнали, хотя как-то раз зав. кафедрой сказал, что лучше бы мне набраться мужества и уйти. Не набралась. Неуспехи мои начались с того, что набирали группу по аэробике, и я не прошла. Или раньше 1 сентября был ритуал переступания символического порога. Я переступила левой ногой. Лучше бы я так и не узнала, что это плохая примета. И сейчас я все социально-значимые для меня пороги, на работе, например, стараюсь переступать только правой! А главную же причину я всегда понимала и чувствовала: институт — не школа, здесь надо добывать знания самостоятельно (и сражаться за место под солнцем, увы!). Я же привыкла к ежедневному получению заданий и заботливой ведущей руке. Помню, еще в младших классах читала в журнале «Юность», в «Зеленом портфеле», рассказ об образцовом ученике, который даже локти клал на парту под необходимым углом, как требовал учитель. Вырос ученик, окончил институт, поступил на работу. Естественно, начальником, так как учился отлично. Пришел в первый день. Что делать? Ну и рассадил подчиненных за столы. «Сядьте прямо, обопритесь на спинку стула, локти на парту под таким-то углом!» Меня как громом тогда поразило. Это же обо мне! Уже в младшем школьном возрасте чувствовала, во что выльется во взрослой жизни мой дурацкий характер, неприятие взрослой морали. Но тогда успокоила себя тем, что до взрослости еще далеко, а когда будет надо — стану, сама по себе, совсем другой. Точно так же с пресловутой необщительностью. Хоть и страдала от вечного остракизма, в глубине души надеялась и верила, что наступление взрослости перекует меня от основанья, а затем... Не перековало. — 234 —
|