|
Однако ограничения эти касались в основном "официального" поведения. В глубинах народной культуры всегда существовали мощные пласты эротического воображения. Как и на Западе, в России XVII-XVIII веков сексуальные мотивы не имели решающего значения при заключении брака. Известный мемуарист XVIII века А. Т. Болотов так рассказывает о своих взаимоотношениях с женой: "Я, полюбив ее с первого дня искренне супружескою любовью, сколько ни старался к ней со своей стороны ласкаться и как ни приискивал и ни употреблял все, что мог, чем бы ее забавить, увеселить и к себе теснее прилепить можно было, но успех имел в том очень малый... Не мог я от ней ни малейших взаимных и таких ласк и приветливостей, какие обыкновенно молодые жены оказывают и при людях и без них мужьям своим. Нет, сие удовольствие не имел я в жизни!" Но чему тут удивляться, когда зрелый мужчина женится на 13-14-летней девочке? Тем не менее Болотов считает, что должен быть "женитьбою своею довольным и благодарить Бога". В XIX веке установки на этот счет в дворянской среде изменились. Однако эротические образы не были связаны с браком и находились вне сферы официальной культуры. Реальный быт и нравы дореволюционного русского крестьянства изучены недостаточно; судя по имеющимся данным, они были довольно противоречивы и не совсем одинаковы в разных районах. С одной стороны, высоко ценилась девственность. Само слово "невеста" обозначает "неведомая", "неизвестная" (в сексуальном смысле). В русской свадебной обрядности был широко распространен обычай "посада": невеста должна была сесть на особое священное место, но не смела сделать это, если уже потеряла целомудрие. Интересно, что такое же требование сохранения девственности предъявлялось и к жениху. Если в первую брачную ночь невеста не оказывалась целомудренной, ей (в некоторых местах - ее родителям или свахе) надевали на шею хомут, который символизировал женские гениталии и одновременно как бы относил согрешившую к миру животных, не знающих культурных запретов. С другой стороны, в Поморье, по сведениям конца XIX - начала XX века, на добрачные половые связи молодежи родители и село смотрели сквозь пальцы. Случаи публичного оповещения о "нечестности" молодухи на следующий день после свадьбы были редки. Разумеется, нарушения не отменяли общей нормы, считались греховными, их старались скрыть от посторонних глаз. Страх разоблачения был весьма действенным сдерживающим фактором. Тем не менее повсеместно принятые формы группового общения молодежи ("посиделки", "поседки", "вечерки" и т. д.) допускали, а порой и требовали некоторой вольности в обращении, так что девушка, чересчур усердно сопротивлявшаяся ухаживанию и шуткам, могла быть исключена из собрания. В некоторых русских и украинских деревнях существовал обычай "подночевывания" или "ночевки", когда парень (иногда двое-трое парней) оставался с девушкой до утра. Правда, считалось, что они при этом сохраняли целомудрие. Этнографические описания этих обычаев противоречивы. Один из корреспондентов этнографического бюро В. Н. Тенишева писал в 1890-х годах о Пошехонском уезде Ярославской губернии, что хотя ныне такого обычая не существует, однако "в старину, говорят, в некоторых глухих местах уезда, как, например, в Подорвановской волости, на деревенских беседах... были "гаски". Молодежь, оставшись одна, гасила лучину и вступала между собой в свальный грех. Ныне только кое-где сохранилось одно слово "гаски". Другой информатор, признавая нескромность и грубость деревенских ласк и ухаживаний, вместе с тем подчеркивал, что деревенское общество, особенно старики, строго следили за сохранением девственности: "Общественное мнение одобряло постоянство пар и сохранение определенного предела в степени близости, за который переступали, как правило, лишь после свадьбы". — 290 —
|