Убежал напрямик, через газоны и парковочную стоянку, только мы его и видели. Все, что я могла сделать, так это поговорить с пастором, чтобы понять его позицию. Но тут реакцию ужаса и протеста выдала мать. Она кричала, что ни за что не будет разговаривать с человеком, который увел ее сына, что она его убьет, церковь сожжет, и дело с концом. «Хорошо, – сказала я, – я пойду одна, а вы меня подождите». Проповедь к этому времени закончилась, и люди начали выходить из церкви, целуясь и приветствуя нас. Через две минуты, обцелованная прихожанами, я осталась одна у выхода из молельного дома, дожидаясь пастора. Разговор с пастором длился около часа. Он вел себя внешне лояльно, стал как‑то сразу уверять, что он всегда пытался вернуть мальчишку домой, но тот не хотел, привязался. Еще пастор якобы запрещал мальчишке ходить по домам проповедовать. Оказалось, что юноша, зараженный религиозной идеей, одержимый в своем желании служить общине, ходил по домам, призывал к служению Господу, раздавал агитационную литературу. «Я считаю, что он еще не окреп духом, чтобы проповедовать», – вещал мне пастор. Вроде разумно. Но видно было, что он не искренен, а просто выигрывает время, чтобы, оставив впечатление вежливого человека, ретироваться. Мать маячила где‑то вдалеке, медленно приблизилась и присела на лавочке не вдалеке. Смотреть на нее было больно. Они сцепились. – Зачем вы забрали моего сына?! – Он сам ушел от вас. Все начинается с семьи. – Вы даже не даете нам уехать. – Пожалуйста, пусть едет! Психолога тут привели… С трудом удалось заставить их говорить мирно. Скоро мы заметили и юношу, который был обеспокоен тем, что происходит. Пастор позвал его, и тот, по‑прежнему отворачивая голову, приблизился. «Я всегда говорил тебе, что мать – это святое! – нарочито пафосно провозгласил пастор. – Мы поговорим с ним, когда он придет ко мне на беседу». Оказывается, помимо проповедей, каждый вторник парень ходил на проработки. – Почему вы не установили контакт с родителями, как только поняли, что парень ходит к вам тайком от отца с матерью? – Ему девятнадцать лет. Он уже сам может распоряжаться собой. Потом, было ясно, что родители будут против. – Но это их семейное дело. Давайте не преувеличивать семейные проблемы. Они приехали сюда, чтобы спасти парня от армии, а потеряли его по другим причинам. Причем навсегда. – Он уйдет от нас, как только захочет. Никто тут насильно не держит. – Невооруженным глазом видно, что он находится под воздействием. Он прячется, заговаривается. Взгляд остекленевший. — 94 —
|